Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Шестидесятник по духу и по рождению, он бесконечно современен сегодня. Мода на «легенду поколений» – актера Александра Филиппенко не проходит. С годами его мягкий юмор перерос в жесткую эксцентрику, а классические тексты, произносимые им со сцены, поражают своим точным и глубоким смыслом. Его узнают по голосу и жесту, а его появление на сцене или на экране залог успеха и гарантия качества спектакля и фильма. В ближайшем мае   полный сил, непробиваемо жизнерадостный «Человек-оркестр» Александр Филиппенко выйдет на сцену в чеховском «Дяде Ване», спектакле театра Моссовета, в роли профессора Серебрякова, сыграв его  очень интересно,  необычно,  бесконечно ерничающим и полным сил лицедеем, будто сожранным изнутри какой-то страшной пустотой. Он знает цену людям, но прежде всего себе. Александр Филиппенко играет Серебрякова сильным, полным жизненных сил, лопающимся от переполняющей его любви – к самому себе – эгоистом. Играет о свойственным ему блеском, но на грани гротеска.
В преддверии гастролей Елена Шафран взяла у артиста интервью.

 – Александр Георгиевич! Добрый день! Сегодня время «звезд». Многие артисты научились зарабатывать деньги, живут в достатке. Выражение «художник должен быть голодным» еще актуально?
– Ну, на самом деле в достатке живут только так называемые «звезды» шоу-бизнеса или актеры, усердно работающие на нынешнюю власть. В остальном – актеры очень мало зарабатывают. Подрабатывают, кто чем может – озвучанием, преподаванием. Голодный художник – это ужасно. Это так унизительно! Нет, художник должен быть веселым и богатым!

– Богатым духовно! А еще ему везти должно в жизни. Вот как вам… Вы не раз говорили, что умели оказаться в нужный час, в нужном месте.
– Случай играет огромную роль не только в актерской судьбе. Не учись я на физтехе, не попал бы в 1962 году в команду КВН физтеха, где и случилась судьбоносная встреча с Альбертом Аксельродом – первым ведущим и создателем КВНа. Он пригласил меня в студию МГУ «Наш Дом» под руководством Розовского, Рутберга и Аксельрода, и там я начал играть на сцене Платонова, Есенина, Кирсанова. Не закрыли бы студию – меня бы не позвал Любимов в театр на Таганке. В великую любимовскую Таганку с Высоцким, Демидовой, Золотухиным! Не поступи я в театр на Таганке – я не пошел бы зарабатывать свой второй диплом в Щукинское училище и не встретился бы с великими Захавой, Шлезингером, Ульяновым, Борисовой, Гриценко. И так можно перечислять долго. В конечном итоге, если бы я не жил рядом с Патриаршими прудами и не гулял там с собакой, то неизвестно – а пригласил бы меня Бортко на роль Азазелло? Видимо, надо было оказаться в нужном месте в нужное время. И нужно было гулять там именно тогда, когда Бортко с оператором выбирали там натуру для «Мастера и Маргариты».

– В Израиле живет целое поколение людей, воспитанных на русской литературе и русском театре. И «Современник» и «Таганка» для нас не пустые слова, и, на расстоянии, нам кажется, что там как прежде – и наши любимые актеры, и потрясающие спектакли, и мы молодые…
– Однако, той Таганки – великого и неповторимого театра Любимова – уже нет. Там руины. Но есть прекрасный пример, как театр Вахтангова возродился из пепла с приходом Туминаса. Мы вполне можем вписываться в новые модели театра.

– И в какой театр вы пошли бы не только на спектакль, но и играть?
– О, их очень много! Я пошел бы и к Бутусову, и к Туминасу и к Серебренникову, и к Богомолову, и к Роберту Стуруа – вот какой я жадный! Сейчас я играю у Димы Крымова в Школе Драматического искусства – это вообще совсем другой театр. Примером может служить и спектакль «Представление» по пьесе британского драматурга Марка Равенхилла в театре «Практика» (тогда это был очень модный молодежный театр) – это не академический театр.

– Жизнь в театре сегодня разнообразна, но на юбилее в «Гоголь-центре» вы прочитали монолог «Рояль», написанный драматургом Валерием Печейкиным. Неужели наступают снова времена иносказаний. Как у Левитанского, которого вы декламируете: «А кто-то надеется, что снятое с шеи, обратно на шею наденется». Народ потянулся в театры, как за «глотком свежего воздуха»…
– Хороший театр во все времена был «глотком свежего воздуха». Даже в застойные времена. Как и хорошая литература. Мы живем в такое время и в такой стране, что только юмор и может спасти от трагедии. А кроме того я привык иметь дело с такими авторами, как Гоголь, Зощенко, Булгаков, Довлатов – их литературу невозможно играть как простую драму. Это скорее фантастический реализм – трагифарс. Попробуйте сыграть Азазелло реалистически – и у вас получится обычный депутат госдумы. Разве это кому-нибудь интересно? Это уже не Булгаков. Мой любимый жанр – трагифарс.

– Ваша игра в этом жанре парадоксальна. Образы, которые вы создаете, очень яркие, часто гротескные, но через них мы всегда все равно видим Александра Филиппенко. Вот ваш Серебряков в «Дяде Ване» – это уже не гротеск, а эксцентрика, столь характерная для вас. Это актерский прием или неосознанное проявление индивидуальности?
– Не знаю. Никакого актерского приема конечно нет. Я всегда пытаюсь найти в герое что-то, что мне интересно самому, «примерить на себя» его судьбу, его мысли…

– В ваших ролях выверен каждый жест иэтой четкостью вы наслаждаетесь. Как вы научились так ювелирно работать?
– Спасибо, конечно на добром слове, но я этого сам не замечаю. Я вообще зануда и перфекционист – репетирую долго и очень тщательно. Я ненавижу так называемые «импровизации» – когда режиссер говорит: «Ну, ты начни и как пойдет!» Вот это «как пойдет» – никуда не идет.Я люблю много репетировать – так, чтобы был выверен каждый жест, каждый звук. Как говорил Станиславский, чтобы все было «петелька-крючочек». А вот со стороны это должно выглядеть так, будто только что возникло. По примеру джазменов: «Лучшая импровизация – это та, которую ты выучил вчера».

 – Ведь кажется уже все перепробовано «на театре», переиграно, применены какие хочешь технические средства. Но самым интересным на сцене остается – человек. Какой он?
– Я не знаю, какой ОН. Человек на сцене – это отдача твоей энергии залу. И либо происходит какой-то обмен энергиями – либо нет. Поэтому все спектакли разные. Этим мне и дорог театр.

– А когда вы почувствовали это дыхание зала, вашу власть над зрителем?
– Я никогда не чувствовал «власти» над залом, но единение со зрителями – вот это и есть то волшебство, ради которого можно идти в эту нашу страшную профессию. А когда есть единение – есть и внимание. Обоюдное внимание – я ведь тоже слежу за ними!

 – Вы говорите, что ваши соавторы великие люди. Как вы выбираете, что читать? Что должно быть написано в книге, чтобы вам захотелось ее прочитать со сцены?
– Книга должна быть созвучна с нынешним временем. Как нас учили в Щукинском училище, ты должен ответить на три вопроса: почему ты СЕГОДНЯ выходишь на ЭТУ сцену с ЭТИМ произведением. Я уверен, что секрет вечной жизни классиков в вечной актуальности их текстов… Когда я читаю Гоголя, в зале постепенно начинается жутковатый хохот. Жутковатый – потому, что это написано про нас сегодня, но только в 19 веке. Я не читаю пьесы и сценарии. Я их боюсь. Боюсь к ним прикоснуться. Их читает моя жена Мариша. Она отмечает там какие-то детали, которые ей нравятся или не нравятся и рассказывает мне свое первое впечатление. И только потом беру в руки я. И тут уже – либо мое – либо не мое. А что касается выбора – когда я чувствую, что автор, любимый автор, точно соответствует сегодняшнему времени, звуку этого времени, то есть современен, я его выбираю.

– Вас не пугает океан еще не прочитанной вами литературы и образов, еще не сыгранных? Какие у вас планы на будущее?
– Мы живем в такое быстролетящее и трагикомичное время, что все авторы и их произведения «бледнеют» перед стремительно меняющейся действительностью. Писатели, разделенные десятилетиями, а порой и веками, оказываются едины в своей боли за русского человека, в своем неприятии уродливых форм общественного устройства, в правдивости изображения жизни и в милосердии к своим героям. Моя главная задача – вызвать раздумья у зрителей, и они решают, они делают выбор: что сдать в архив, а о чем спросить. А на будущее у меня много разных планов, но не буду говорить, чтоб не сглазить. Я суеверен.

– В одном из интервью вы говорили о «расщеплении текста», условно – связка текст-слово-образ. Вы так глубоко погружаетесь в текст… Вы не просто говорите текстами Гоголя, Зощенко, Пастернака, Платонова, Довлатова, Шаламова, Солженицына, вы ими мыслите…
– И в этом и есть мое понимание нужности этому миру.Вначале было Слово. Оно было в начале и есть. Словом можно убить. Можно начать войну. Можно уничтожить цивилизацию. А можно спасти. Убедить. Объяснить. А можно великими текстами великих писателей и поэтов дать возможность понять нынешнюю историю. Нынешнюю политику. Не придуманную, перевранную и искаженную, а истинную. Я иду наперекор всем агиткам и противопоставляю им свидетельства и мудрость авторов, которым я верю и их талантом и их болью и их любовью пытаюсь открыть глаза моим зрителям.

– И эта любовь к высокой литературе привела вас к чтению со сцены и моно-спектаклям, которые сегодня стали вашим коньком. Но начались ведь они не от хорошей жизни в застойные годы…
– Ну, да – не от хорошей жизни. А оттого, что хотелось играть на сцене, а в театре ролей было мало. В кино тоже не слишком много –и все больше бандиты-злодеи.

– И сегодня возобладал театр. Он у вас на первом месте?
– Я не знаю, что на каком месте. У меня все на первом: и кино, и театр, и моно-спектакли. А больше возможностей там, где тебе есть, что сказать своим зрителям. И неважно в каком жанре. У меня есть послание зрителям, и я надеюсь, они это чувствуют, слышат и понимают меня.

– Меняется мир, меняется наша жизнь. Как изменяется с ними театр? Что такое современный театр? Какой он?
– Как я могу объяснить вам в двух словах, что такое современный театр? И какой он? Это мне напоминает наш экзамен по русской литературе на первом курсе в Щукинском училище, – ко мне подошла одна студентка и сказала: «Саш! Быстренько напомни мне содержание «Войны и мира»…  Могу сказать, что современный театр – это коммерческий театр. Как правило – деньги решают, «бабло побеждает зло»… Это ужасно пошло, но с этом приходится считаться.

 – В спектакле «Последнее свидание в Венеции» вы применяете спецэффекты, используете разные технические возможности, не говоря уже о звуке, которым управляет ваша дочь. А в жизни и в актерской работе, ежедневной, вы используете современные гаджеты, какие-то приложения, программы. Или вы по-старинке делаете пометки в книгах? У вас должно быть целая огромная библиотека книг с вашими рабочими пометками, как партитуры.
– Я пользуюсь и мобильным телефоном и айпедом и, конечно, интернетом. Все статьи я читаю на сайтах. Телевидение не смотрю – только в интернете «Дождь» или «Настоящее время», а вот книги читаю по старинке на бумаге. У нас большая библиотека – даже слишком большая – книги стоят в два ряда. Но, когда мне нужен какой-то конкретный текст, я распечатываю на принтере и работаю уже с листками. Что-то режу-переклеиваю для себя. Для сцены адаптирую.

  – А вам снятся страшные сны про театр? Например, что забыли текст или, что в зале один человек. Чтобы вы сделали, если бы, правда, вы вышли на сцену, а в зрительном зале один зритель?
– Да страшные сны снятся. А если бы, ни дай Бог, пришел бы один зритель – я играл бы для одного зрителя. Я знаю, что Александр Блок, читал лекции в питерском университете в страшные годы разрухи – к нему приходили иногда двое или трое студентов. Он все равно читал лекцию. Это очень трагично, но правильно.

– Вспомните Дом Актера, где вы были частым гостем и участником капустников, встреч. Есть сегодня такое актерское братство?
– Наверно, есть – там молодежь что-то делает. А нас, моего поколения актеров, так мало осталось, что братства, наверно, уже нет. Скорее сиротство.

– Вас мало сегодня на ТВ. А мы помним 80-90-е, и ваше участие во многих программах и фильмах. Вас мало, кстати говоря, и в прессе. Почти нет интервью. Надеюсь, вы не «ушли» во внутреннюю эмиграцию? Вообще, что происходит в обществе в России?
– Меня не мало, а просто нет на ТВ. И не потому, что меня не приглашают, а потому что я сам туда не хожу – не могу принимать участие в программах, где сплошное вранье и крики обезумевших политиков. Мы не смотрим ТВ уже года четыре. И прекрасно себя чувствуем. Есть интернет. То, что происходит в России – очень грустно и деструктивно. Все эти попытки вернуться в СССР – это ужас.

– Вы любите вспоминать и какие воспоминание ваши любимые, вами взлелеянные?
– Ну, конечно, «когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли»… Как мы лет сорок назад – с Маришей и собакой Патей –  могли сесть в машину и уехать в Таллинн или в Ригу. Вместе с собакой бегать по морю. Или в Щелыково, или Ялту в «Актер» – там собиралась очень веселая компания. Играли в скрабл, даже спиритизмом занимались на балконе! А потом родилась Саша и мы стали ездить с ней маленькой везде. Я работал в круизах. Мы объездили почти весь мир! Вот там она и начала мне помогать – включала музыку на моих выступлениях. И теперь я работаю только со своим звукорежиссером – моей дочерью Александрой. Она тонко чувствует все нюансы и паузы и точно подхватывает настрой спектакля. Иногда мы делаем поправки прямо перед самым началом спектакля, когда видим зал, видим кто пришел, кого больше – молодежи или пожилых людей. И сегодня мне включает музыку уже научный сотрудник института США и Канады, доцент кафедры мировой политики и международных отношений Александра Александровна Филиппенко.

****

Театр имени Моссовета в Израиле
«Дядя Ваня». Сцены из деревенской жизни в 2-х действия
Постановка и сценография – Андрей Кончаловский. Художник по костюмам – Рустам Хамдамов. Композитор – Эдуард Артемьев.
11 мая 2018 года, пятница, Хайфа, Театрон ха-Цафон, 20:00
15 мая 2018 года, вторник, Тель-Авив, Центр сценических искусств – «Бейт ха-Опера», 20:00
В ролях: Александр Домогаров, Юлия Высоцкая, Александр Филиппенко, Павел Деревянко, Наталия Вдовина, Александр Бобровский, Лариса Кузнецова и многие другие.

«Вишневый Сад». Комедия в 4-х действиях.

Постановка и сценография – Андрей Кончаловский.
В ролях: Александр Домогаров, Юлия Высоцкая, Виталий Кищенко, Наталия Вдовина, Галина Боб, Александр Бобровский, Лариса Кузнецова и многие другие.
12 мая 2018 года, суббота, Хайфа, Театрон ха-Цафон, 20:00
14 мая 2018 года, понедельник, Тель-Авив, Центр сценических искусств – «Бейт ха-Опера», 20:00

Линк на видео: https://www.youtube.com/watch?v=INFipWHqCnU

Организатор гастролей – Марат Лис, руководитель компании “Cruise International“.Заказ билетов на сайте организаторов гастролей – продюсерской компании Cruise International или по тел. 03-6960990

Фото – © Сергей Петров, © Елена Лапина, © Тимофей Алексеев – предоставлены пресс-службой театра Моссовета