Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

«Азбука», Гавриил Лубнин

Сначала нужно сказать, что Гавриил Лубнин – выдающийся поэт, который со своими рифмованными строчками находится примерно там, где находились Даниил Хармс и, позже, Олег Григорьев – два человека, с которыми нам посчастливилось жить в одном веке (и которым, судя по тому, как закончились их жизни, не посчастливилось жить в одном веке с нами).

Лубнин – человек, который обладает абсолютным чувством слова. Он подбирает слова так, что заменить одно другим очень сложно, даже, наверное, практически невозможно (пишу «практически», чтобы обезопасить себя). Его строчки моментально узнаваемы, и это только кажется, что Лубнину легко подражать – на самом деле, может получиться похоже, но не получится так, как у него – это то самое чувство слова, которым обладают единицы (Хармс, Григорьев…). Раз примерно в два года в Сети всплывают подборки его примитивистских рисунков с забавными подписями, и все в очередной раз восторгаются. Еще кто-то знает, что Лубнин поет (дело в том, что он много лет не выступает, только иногда споет пару песен на открытии очередной своей маленькой выставки): у него очень красивый низкий голос, он пишет очень красивые мелодии, виртуозно владеет гитарой, а еще у него пронзительные тексты, совсем не похожие на его смешные стишки. Хотя, конечно, похожие, и дело не только во владении словом. Лубнин – примитивист в лучшем смысле этого слова:

А лицо – яйцо, в складках овал,
Кто б срезал горб – я б станцевал,
Ключ-долото, дыры в зубах,
В детском пальто, с палкой в руках…
Много лет назад бабу любил,
Нечем показать – рыбу ловил,
Не хватай меня, смерти рука,
Голого старика…

Его очередная книжка (кажется, четвертая) «Азбука» – это на самом деле «Азбука»: там на правой странице рисунки, посвященные разным буквам алфавита, а на левой – стихи:

В: В теплой ванне / человек моется. / В принципе / не о чем беспокоиться.

Е: Живет на свете / ехидна. / Спрячется в норке, / и ее не видно.

М: С аппетитом и смело / моль шубу ела. / Особенно нравится / шерсти ком, / там, под воротником.

П: Дети, ни в коем разе / не ходите в противогазе./ Если нету утечки газа, / не надо противогаза.

Ь: Ноль один, ноль два, / ноль три, ноль четыре, / плакатик висит / у меня в квартире. / Если у бабушки / больно внутри, / я набираю ноль три.

Ну, и так далее.

Люди, с которыми нам повезло жить в одном веке – Хармс, Григорьев, теперь вот Лубнин. Обидно, что многие не знают.

«Страна приливов», Митч Каллин

После того, как толстая и нелюбимая мать, приняв слишком много наркотиков, сначала долго корчится в судорогах, а потом перестает дышать, отец, немолодой рокер с немытыми волосами и мечтой о путешествии в Данию, забирает маленькую дочь Джелизу-Роуз и уезжает в покосившийся дом посреди поля, где когда-то жила его мать. Там он садится в кресло, тоже перестает дышать и начинает медленно синеть. Джелиза-Роуз остается сама по себе. Теперь ее сопровождают головки четырех кукол Барби, с которыми она разговаривает, а также страх перед Болотным человеком, ненависть к говорящей белке, друзья-светлячки и два новых знакомых – озлобленная на жизнь одноглазая ведьма Делл и ее сумасшедший младший брат-эпилептик Диккенс, который хранит под кроватью тайну и мечтает победить гигантскую Акулу, каждый день проносящуюся мимо по железнодорожным путям…

Показывать мир глазами ребенка – не самый оригинальный способ, которым пользовались писатели. Но таких страшных, жестоких и, в то же время, нежных книг о детстве я не припомню. Физиологические подробности разложения трупов здесь соседствуют с детскими реакциями на происходящее, а ночные кошмары прерываются разговорами с кукольной головой. Детская непосредственность превращает любой кошмар в игру, правда, игра может окончиться смертью. Но в детстве смерти нет, а есть лишь ожидание волшебных светлячков – «они такие красивые, и они мои друзья, у них есть имена». Страшная и прекрасная книга, по которой Терри Гиллиам поставил страшный и прекрасный фильм.

Книжный магазин «Бабель» (Yona HaNavi st., 46, Tel-Aviv)