fbpx
Книги. Тексты

«Бабель» рекомендует: «Исход», да не тот

Всеволод Н. Иванов, «Исход»

Интересно, знали ли читатели многочисленных книг Всеволода Н. Иванова, изданных в пятидесятые-семидесятые, кого из себя представлял автор этих самых многочисленных книг. Скорее всего, не знали – вернувшийся в феврале 1945 года в СССР Иванов дожил до 1971 года, что почти наверняка обозначает его скрытность. Вероятно, несколько лет до возвращения он был советским шпионом; советский писатель Ткаченко, друживший с Ивановым с пятидесятые, вспоминал: «Мне объяснил так: мол, заработал прощение, лояльно относился к СССР, поняв, что большевики пришли надолго, а он, как истинно русский, не мог прижиться на чужбине», – то есть, вел себя совершенно логично, не зря же был близок к Устрялову, придумавшему национал-большевизм (правда, расстрелянному в 1937, – Иванов вернулся позже и, возможно, его спасло в том числе и это); дружил с Юлианом Семеновым и, вероятно, был одним из прототипов Штирлица. Интересно другое – после Февральской революции Иванов стал членом полкового комитета, служил в Перми, преподавал на кафедре философии и права Пермского отделения Петербургского университета, под руководством уже упомянутого Устрялова занимал должность вице-директора Русского бюро печати – и был свидетелем падения белого Омска, разгрома Колчака, отступал с ними. Атаман Семенов, белочехи, бой под станицей Зима, Иркутск, Томск – Всеволод Н. Иванов был непосредственным участником этой трагической чехарды, о которой вряд ли распространялся после возвращения в СССР – хотя до того активно печатался в «либеральной» прессе. Его только что вышедший в крошечном издательстве «Ча-Ща» небольшой «Исход» – как раз об этом.

Если искать какие-то литературные аналогии, то «Исход» близок к «Сентиментальному путешествию» Виктора Шкловского, и это понятно – Иванов, как и Шкловский, не пишет о героике Гражданской войны, в его книге нет никакой романтики революции, как, в общем-то, (почти) нет и трагедии братоубийственной войны в ее – трагедии – высоком смысле. Здесь есть другая трагедия – скрытая за той самой чехардой, за путаницей, за прорывающимся сквозь страшную войну бытом: «Сибирская армия вступила в Пермь спустя считанные дни после моего возвращения из Москвы. Помню, в тот вечер Гриша уснул в бельевой корзине, приспособленной под кроватку, в обнимку с плюшевым медведем, которого я привез из Москвы; тихонько шипел керосин в лампе, а издали, приближаясь, глухо били пушки…» О какой героике, о какой высокой трагедии может идти речь, когда тут – плюшевый мишка, шипящий керосин и корзина, приспособленная под детскую кроватку? Когда к Иванову приезжает жена, он так и пишет – он пытается Родину спасти, а тут жена с ребенком, быт лезет из всех щелей. Получив ордер на комнату, они грузят на телегу нехитрый скарб и сообщают извозчику адрес, на что тот недоуменно пожимает плечами, – оказывается, их определили на проживание в… борделе. Не до трагедий, быть бы живу!

Ощущение ужаса накатывает потом, едва ли не на последних страницах (книжка маленькая, читается на одном дыхании, так что осознание приходит быстро). Назвав свою книгу «Исход», Иванов как будто играет на нарочитом противоречии – исход евреев из Египта был путем к свободе, здесь же исход – это путь в никуда, в бездну, в неизвестность. На протяжении чуть более ста страниц Всеволод Н. Иванов накручивает факты, от важных исторических разговоров и событий до бытовых мелочей и каких-то, порой даже смешных, подробностей, и его история, вместе с историей страны, снежным комом катится к известному финалу. И вот тогда-то и накрывает.

«Снег слепил глаза, ноги тонули в сугробах, лежавших горками поперек улиц. И вдруг среди воя, свиста, шума издалека тихо, но гулко, как вдох, донесся пушечный выстрел.
Вот он, первый вестник наступающей силы – неведомой, грозной, жуткой, яростной, как этот снежный ветер в пригнувшемся к земле, опустевшем городе.
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер.
На ногах не стоит человек… –
Всплыло в памяти начало блоковских “Двенадцати”.
Я вспомнил, как в Перми в такую же вьюжную пору увидел на улице красный плакат с надписью: “Октябрь – осень буржуазии, весна пролетариата!” И правда, главные успехи революции выпадали как-то всегда на осень…»

Поразительная книга, короче говоря, не пропустите!

Книжный магазин «Бабель» (Yona HaNavi st., 46, Tel-Aviv)

Click to comment

Leave a Reply

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.

Интернет-журнал об израильской культуре и культуре в Израиле. Что это? Одно и то же или разные явления? Это мы и выясняем, описываем и рассказываем почти что обо всем, что происходит в мире культуры и развлечений в Израиле. Почти - потому, что происходит всего так много, что за всем уследить невозможно. Но мы пытаемся. Присоединяйтесь.

Facebook

Вся ответственность за присланные материалы лежит на авторах – участниках блога и на пи-ар агентствах. Держатели блога не несут ответственность за содержание присланных материалов и за авторские права на тексты, фотографии и иллюстрации. Зарегистрированные на сайте пользователи, размещающие материалы от своего имени, несут полную ответственность за текстовые и изобразительные материалы – за их содержание и авторские права.
Блог не несет ответственности за содержание информации и действия зарегистрированных участников, которые могут нанести вред или ущерб третьим лицам.

To Top