Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Заметки по четвергам. Соотношение текст-линия.

Текст — Лена Лагутина. Иллюстрация — Юлия Стоцкая. 

«Поломался хамсин» – до сих пор это выражение, услышанное впервые много лет назад в Иерусалиме, оказывает на меня гипнотическое действие, как в тот первый раз. Мы все сидели за столом в огромном доме, где было без счету комнат, и даже бильярдная, и баня, и кухня с высокими шкафами и двумя раковинами – для мясного и молочного, столовая, и большой старый сад.

Все было мне в диковину, мир, как по Маркесу, был такой новый, что многие вещи еще не имели названий.

Хозяин дома сидел во главе стола и, прислушиваясь к поднявшемуся за окном ветру, негромко сказал: «Поломался хамсин». Все сразу стали обсуждать благодатную тему погоды, а я была «новенькая», и старожилы меня поучали – чем дольше здесь живешь, говорили, тем острее реагируешь на погоду, ощущаешь приближение хамсина – сухого ветра из пустыни, его пребывание, а затем уход, всегда неохотный и ворчливый – будто недовольную собаку сгоняют с ее места.

За день до того мы вышли с собакой на прогулку, а дом мой стоит на возвышении – и увидели, как Иерусалим проступает будто мираж сквозь пыльную завесу. Из окна кажется, будто зима и туман, а на улице к сорока и нечем дышать.

Как у эскимосов для снега, у израильтян разные слова для жары – «хамсин», «шарав», «хом». Слова эти скрипят, как песок на зубах.

Но поздним вечером, совсем к ночи, над Иерусалимом поднялся ветер, погнал этот песок, погнал облака, которые стали появляться тут и там в черных прогалинах неба, постепенно освобождавшегося от серого савана хамсина, раскачал сильно пальмы и сосны, и высокие дикие травы на соседнем пустыре. Стало холодно и тревожно от того, что ничего не знаешь и, наверное, не узнаешь уже никогда. Но утешением был приближающийся праздник.

За столом на Седере нас было, включая еще не умеющих читать детей – 17 человек, и мы, как положено, читали Агаду по кругу, на меня пришлось дважды, вот какие отрывки мне выпало в том году читать:

ורב
Многочисленною, как полевые растения, Я сделал тебя (дочь Иерусалима); ты выросла и стала большой и достигла дивной красоты: грудио круглились, и волосы твои прекрасно выросли, но ты нага и непокрыта.
«И Я сказал тебе: в кровях твоих живи,
И Я сказал тебе: в кровях твоих живи».
И сказал тебе: «В кровях твоих жизнь твоя».

בכל דור ודור
В каждом поколении человек обязан рассматривать себя, будто он сам вышел иp Египта, ибо сказано: «И скажи сыну твоему в тот день так – это ради того, что сделал со мною Господь при исходе моем из Египта». (Исход, 13).
Не одних только отцов наших освободил Пресвятой, благословен Он, но и нас вместе с ними освободил, как сказано:  «И нас же вывел Он из оттуда, чтобы ввести нас, чтобы дать нам землю, которую Он клятвенно обещал отцам нашим».

Потом я лежала в темноте и думала: ах, как же красиво, красиво, красиво эти слова, будто бы простые, составлены в не до конца понятные, но такие красивые предложения.

Я родилась под самый Песах, все были заняты приготовлениями, и бабушка Лея, вся сияя счастьем, глядя на  мою маму, свою невестку, все повторяла: «Оленька, какая же ты красивая! Нет ничего на свете красивей беременной женщины». А мама смущенно смеялась и поглядывала на папу. Это я знаю не по рассказам, а потому что сама это видела – не в тот год, конечно, когда я родилась, а спустя десять лет, только уже на Рош ха-Шана, когда мама была беременна моим братом, и все в точности повторилось – светящаяся от счастья бабушка Лея Ионовна, мама, смотрящая на папу, и папа, смотрящий на бабушку, свою маму, которую он очень любил, и был сам счастлив ей так угодить, под праздник. У каждого человека есть своя Манишмама.