Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Верхнее фото: © Vivian Birkenfeld (предоставлено Белль Шапир)

Время утратило свое прежнее значение и, казалось бы, не нуждается в отчете, но отчет все-таки ведется.  Так вот: то было года два назад или три – или как-то так… В Иерусалиме проходил один из бесчисленных фестивалей искусства, непонятного и затейливого, под названием «Манофим». Группу дам- журналисток (мужчина никогда не ездят на такие экскурсии, видно это какие-то гендерные флюиды действуют в анти-равенстве) привезли в один из промышленных районов столицы, где в старом здании бывших фабричек и мастерских, на последнем этаже (чтобы не мешали) расположены мастерские и ателье художников. И там, в коридоре, я увидела работу, которую запомнила лучше всего из сотен, представленных на том фестивале: мелкие фигурки, будто вышитые красными и синими нитями прямо на экране, оживали в анимации. С первой секунды становилось ясно, что это рассказ маленькой девочки о Катастрофе. Тогда я им разговорилась с художницей, соткавшей эту анимацию – с Белль Шафир. Удивительно, но мы обе этот разговор запомнили. На исходе субботы,  20 марта в Доме художников в Ришон ле-Ционе (улица Гивати, 17. Выставка продлится до 17 апреля) открылась новая выставка Белль Шафир «The Body is Present»  – «Тело присутствует».

Тело присутствует и проявляется во всевозможных вариантах в искусстве Белль Шафир – иногда это реальное тело, иногда тело художницы, проникающее в видео, как в «Живой стене памяти», а иногда оно принимает аморфную или абстрактную форму, становясь похоже на пауков в «Вязаных телах».
В предисловии к буклету выставки «The Body is Present» искусствовед Хагай Сегев пишет: «Тело обладает притягательной силой, манит как магнит. Постоянно завораживает и интригует художников: ведь именно тело в центре произведений искусства; тело – отправная точка для множества изображений. Тело – субъект церемонии наблюдения и попытки понять и признать место этого тела. Тело – это также оболочка всего, что невозможно выразить словами, оболочка формы».
В произведениях Белль Шафир тело существует во множестве вариаций, начиная с видео-работы, проецируемой на дверь лифта Дома художников. Открывающиеся и закрывающиеся двери лифта создают некую игру – игру игры, взаимодействия  посетителей с проецируемыми изображениями. Взаимодействия сознательного и бессознательного – ведь не сразу, выходя из лифта в галерею, разбираешься, что это за тела – придуманные или настоящие?

«Вязаные тела» – аморфные амёбообразные существа, или может то узлы,  соединения хаотичной кристаллической решетки, вывязанные крючком. Амёбы растут, тянутся во все стороны, разъединяются и объединяются в трансформирующуюся форму. Эти тела заставляют работать фантазию и каждый может связать мысленно (или вывязать крючком) свое воображение, свои идеи с этими формами. Все это связано с телом и памятью, с воспоминания, снами. И все это обретает выражение в реальном материале и в абстрактной форме,  выражающими идеи, пришедшие из воображения.

Белль Шафир родилась у родителей, переживших Катастрофу и оказавшихся в 1945 году в Германии. Белль же переехала в Израиль в 1972 году в возрасте 19 лет (после конфликта с родителями как раз по поводу еврейской идентичности), начав новую жизнь в стране, в которой она никогда раньше не была, преодолевая не только языковый барьер (она не знала ни иврита, ни английского), но и социальные и религиозные барьеры. Неудивительно, что побывав не в одной шкуре, а в десятке, обусловленных разными условиями, Белль Шафир, как художница, обращается ко многим практикам, к междисциплинарному визуальному поиску, сочетая в нем психологию, метафоры, телесные и духовные элементы.

С тех давних пор Белль Шафир закончила обучение в институте Авни, у нее прошли свыше 25 персональных выставок( и 100 групповых) в музеях и галереях по всему миру, в том числе в Чехии, Вьетнаме, Мексике, Корее и Японии, не говоря уже об Израиле. Она создала семью, у нее родились дети, ей до сих пор легче читать на немецком, и до сих пор она ищет себя в израильской культуре.
Первые два месяца жизни в Израиле Белль провела в Бней-Браке, где почувствовала себя полным аутсайдером. Перебравшись в Тель-Авив, она оказалась в мультикультурном городе, где смешались множество этнических групп. Интересно, что как вспоминает Белль Шафир, она приехала в Израиль после ссоры с родителями, которые хотели оградить ее от нееврейского общества. И, хотя Белль выросла среди евреев и католиков, она чувствовала себя еврейкой. В Израиле же она оказалась немкой, иммигранткой (знакомая многим история) и ей пришлось приспосабливаться к этой ситуации. «Мне потребовалось почти два года, чтобы оглядеться, немного выучить иврит, завести новых друзей и одновременно начать работать, обрести семью и начать искать смысл в жизни, который оказался в искусстве. Это был непрерывный период выживания, шока, вхождения в другую культуру».

Вот что рассказывает Белль Шафир в интервью арт-критику Костасу Пропаглоу для журнала XIBT Contemporary Art Magazine: «После двух десятилетий жизни в Израиле, после рождения детей и увлечения миром израильского искусства, я решила узнать о том, что творится в сфере культуры за границей, стала интересоваться программами резиденс для художников и так оказалась в Индии, Южной Корее, во Вьетнаме и Японии. После пребывания в Индии мои работы стали красочнее. Я была очарована и тем, какую роль играют движения рук в традиционных танцах, исследовала язык жестов и создала некий визуальный сценарий, понятный только мне. А когда я побывала на Фестивале корейской каллиграфии, то мне открылось более глубокое понимание сути каллиграфии, а через нее – азиатской культуры. текстиля и даже еды. Я настолько была впечатлена экзотикой каллиграфии, что почувствовала, что должна создать книгу, поэтому начала зарисовывать собственное видение иероглифов в блокнотах для эскизов.
В Австралии я была поражена исконной культурой аборигенов, а во Вьетнаме уже сама представила большую персональную выставку с мультимедийными работами. Именно там меня поразил оптический эффект, возникавший в тот момент, когда посетители выставки случайно «проходили» сквозь луч прожектора. И тогда я поняла, что могу объединить перформанс и анимацию как новую концепцию.
Развивая эту идею, я создал свой первый перформанс «Живая стена памяти» в 2017 году, в которую были включены звук, анимация и движение. А в 2018-2019 годах я побывала в Японии – в стране, которая оказала огромное влияние на меня и на мою работу, впрочем, как и каждая страна, где я побывала. Всегда, помимо впечатлений, я находила и новые основы для творчества или новое для меня прикладное использование тех и или иных традиционных материалов, которые у меня давно в ходу: дерево, кружево, ткань, конский волос.

– Как эти материалы отражают реальность, ваше восприятие окружающего мира?
– Эти материалы я находила в разное время, в разных местах, иногда они годами лежали в студии. В 1990-е моя студия располагалась в старом курятнике посреди полей. Я использовала в своих работах плоды граната, семена, чертополох, части дерева – поначалу мелкие, а потом большие куски бревен. Я использовала и деревянные ставни, старые книги, восковые нити, старые семейные черно-белые фотографии, конский волос, которые я подбирала на конюшне отца в Германии. Некоторые из этих вещей стали стартовой точкой для новых серий работ. Я начила клонировать, творить мутации, создавать новую искусственную идентичность.
В начале 2000-х  я решила заняться проблемами, связанными с вмешательством человека в естественный порядок вещей, в природу посредством генетического улучшения и клонирования. Те вещи, которые я создавала в тот период, обращались к неспособности человека замечать сбои и справляться с пагубными последствиями своих действий.
Это привело меня к исследованию собственной идентичности, колеблющейся между разными культурами. Над всем этим нависал тот факт, что я была дочерью польских евреев, переживших Катастрофу и оказавшихся в Германии в конце Второй мировой войны. Масса тревожных воспоминаний стали выходить из под спуда. Сущность и обманчивость памяти стали центральными мотивами в моем творчестве. Вязаные цепочки из конского волоса, взятого с семейной фермы в Германии, напоминающие поврежденные последовательности ДНК, были первым проявлением этой темы в творчестве. Позже я использовала те же волосы, чтобы связать крошечных пауков, которые перекликались с «Maman» Луиз Буржуа.

‍В последнее время я начала обрабатывать семейную коллекцию фотографий, ставшую для меня для меня ящиком Пандоры. Я пытаюсь пересказать историю своей собственной жизни, смириться с прерванной историей моей семьи, переосмыслить историю через рисунки, видеоарт, анимацию и перформанс. С недавнего времени использую и свое тело как материал, как «сырье» для своих выступлений. Когда я жила во всех странах, о которых говорила, я почувствовала разнообразие жизни, моя философия изменилась. И, если раньше, фоном для моих анимационных работ, была история моей семьи и моего детства, то сейчас я хочу рассказать о мире анимации изнутри. Я сочетаю видеоарт и свой же танец на фоне тех самых семейных фотографий. С 7 лет я занималась балетом, а сейчас занялась модерн-танцем и движением бутто. Поработав со множеством разных материалов, я понял, что мое собственное тело – это тот материал, который выражает чувства и мысли лучше и точнее слов. Я – и есть мой подручный материал. В перформансе я я чувствую себя абсолютно свободно».

Напоминаю, что выставка «The Body is Present» продлится до 17 апреля.  Вход – свободный.
http://belle-shafir.com/
https://www.facebook.com/belle.shafir
https://www.facebook.com/groups/1095588410463030/

Маша Хинич. Фото: © Vivian Birkenfeld (предоставлено Белль Шафир)