Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Верхнее фото – Флора. אליהו אריק בוקובזה. צילומים: מ״ל

Когда-то – уже давно, еще на стыке тысячелетий – в одной из тель-авивских галерей я увидела выставку Элиягу Эрика Бокобзы. И влюбилась в его картины. В первую очередь, благодаря его иронии. Любовь длится по сей день, беззаветная, безответная, художник про то не знает, так что я спокойно, без ревнивого огляда слежу за его экспозициями. Очередная открылась недавно в Рамле, в Центре Современного Искусства Contemporary Art Center Ramla – CACRhttps://www.facebook.com/ramlaCACR, где Элиягу Эрик Бокобза представляет анимацию «Танец живота под звуки «Ха-Тиквы» в восточном стиле» на выставке «Наша любимая стена». Ниже – сокращенный перевод разговора-интервью с ним (оригинал – вот по этому линку – https://www.prtfl.co.il/archives/123032), которое взяла искусствовед и куратор Хагит Пелег-Ротем для журнала Portfolio פורטפוליו, редактором которого является.

И Элиягу Эрик Бокобза и Хагит разрешили мне перевести это интервью на русский язык. И не забывайте: оба они – насмешники и сами пытаются понять, почему все изложенное ниже может для кого-то звучать странно. А вообще, все очень запутанно. У всех – у них, у нас, у всех сразу…

Сначала немного про самого художника:
Элиягу Эрик Бокобза родился в 1963 году в Париже в светской семье еврейских эмигрантов из Туниса. В Израиль его семья переехала в 1969 году. Первая его персональная выставка прошла в 2000-м году. В 2002 году прошла его прекрасная выставка «Турист-художник». В 2006-м, в Иерусалимском Доме художников прошла выставка «Бецалель – версия бет», приуроченная к столетнему юбилею академии художеств «Бецалель». В 2010 году Бокобза представил свою выставку «Jaffa» в музее Нахума Гутмана в Тель-Авиве, а в 2012 году его картины были представлены в музее искусств в кибуце Эйн-Харод на персональной выставке «Национальность: еврей».  В 2014 году прошла первая выставка Элиягу Эрика Бокобзы заграницей – в Еврейском музее Амстердама. В 2015-м – United Colors of Judaica в Музее Диаспоры в Тель-Авивском университете. В 2016-м – «Солнечное пятно» – в музее Петах-Тиквы. В прошлом году работы Бокобзы были представлены в музее Эрец-Исраэль на коллективной выставке «Карта Израиля – читаем между линиями». Самые дотошные могу все найти, к примеру, на сайте самого художника – http://www.ericbokobza.com/ , здесь http://www.theartlab.co.il/eliahou-eric-bokobza/ или изучить перечень десятков его выставок – как персональных, так и коллективных – в Википедии.

Темы Бокобзы – этнические, религиозные и культурные аспекты еврейской идентичности. Его биография таким темам весьма способствовала. Легенда, усиленно поддерживаемая самим Элиягу Эриком, гласит, что его родители (отец – бизнесмен, мать – то оперная певица, то преподаватель языков) приехали из Франции в Израиль в 1962 году помолиться за рождение ребенка. В пещере Элиягу на горе Кармель, где женщины веками вымаливали себе детей, пара познакомилась с седым незнакомцем, который предсказал, что в следующем году у них родится сын, которого следует назвать Элиягу. Незнакомец передал родителям Бокобзы записку со словами «Коль Исраэль Хаверим» («Весь народ Израиля – друзья»- «Коль Исраэль Хаверим») известное изречение, хотя это еще и Всемирный еврейский союз (фр. Alliance Israélite Universelle; ивр. ‏כָּל יִשְׂרָאֵל חֲבֵרִים – Коль Исраэль Хаверим, или כי”ח  или попросту Альянс – еврейское международное культурное общество, первоначально созданное во Франции). Короче, через год родился Эрик. Так что было легко прийти к выводу, что незнакомец был пророком Элиягу, а Эрик – чудо-ребенок и расти должен на Святой Земле. После переезда в Израиль, когда уже прошло десять лет, перед бар-мицвой Эрика, его отец гулял по Тель-Авиву и наткнулся на незнакомца из пещеры – на улице Каф-Йуд-Хет, название которой является аббревиатурой от «Коль Исраэль Хаверим». Легенда о пророке была поколеблена, но она все-таки так хороша, что влияет по сей день на жизнь Бокобзы, вписавшего в свое творчество и слова «Весь народ Израиля – друзья», и элементы своего тунисско-французо-израильского происхождения; восточную и западную культуру, религию и мистику, гротеск и иронию, отношение к собственной семье и к еврейству в целом. Но перед тем, как стать художником, Бокобза стал аптекарем, окончив фармацевтический       факультет Еврейского Университета в Иерусалиме и оказавшись в то время – 1989 год – самым молодым владельцем аптеки в стране. Лишь в 1999 году он окончил художественный колледж «Калишер» в Тель Авиве.

А теперь само интервью.

 

Хагит: Как удалось связать гимн и танец живота? С чего все началось?

Эрик: У темы этой выставки – двойная подоплека. А началось все с того, что я провел свое собственное исследование закона о гимнах. Вообще-то я люблю копаться в архивах, и когда начал заниматься анимацией, то стал изучать и музыкальные архивы. Вел поиск по всем направлениям, включая песни и музыкальные произведения – самые популярные и потому ставшие банальными, как, к примеру, «Хава Нагила». Эти песни исполняются по всему миру, у них масса версий и аранжировок, часть из этих аранжировок более чем странные, едва ли не бредовые, удивительные и непонятые.

 

Хагит: Я об этом мне задумывалась, но, наверное, можно сказать, что «Хава Нагила» – народный гимн, а «Ха-Тиква» – государственный.

Эрик: Именно так. Я начал прослушивать в музыкальных архивах многочисленные вариации исполнения «Ха-Тиквы». Началось все со слов – со стихотворного текста, написанного в 1878 году Нафтали Герцем Имбером, к которому потом «приклеилась» народная молдавская мелодия. А позже, к ужасу сионистского руководства, эта песня стала национальным гимном.

 

Хагит: А что именно вызвало недовольство руководства?

Эрик: То, что эта молдавская мелодия, которой воспользовался и Бедржих Сметана в его цикле симфонических поэм «Моя Родина» ( «Die Moldau/Влтава») изначально была песней румынских погонщиков волов, хотя говорят, что эта мелодия была известна иранее – в Италии, в Шотландии, в Украине.
Нафтали Герц Имбер написал стихотворение «Наша надежда» в 9 строфах. Первым на музыку эти стихи положил Леон Игли – признанный в то время в ишуве певец и  композитор. Игли для каждой строфы, для каждого куплета сочинил свою мелодию – и получилось так сложно и запутанно, что сегодня его музыка полностью забыта. А затем появился выходец из Молдавии Шмуэль ха-Коэн, и как он пишет в своем дневнике – достаточно случайно спел слова «Ха-Тиквы» на мелодию песни погонщиков волов.

Хагит: Видимо, он обладал интуитивной прозорливостью, тем что называют serendipity…

Эрик: Мое исследование переносит выставку в параллельный нарратив, который очень занимает меня – это связь между искусством и законом. В какой степени государство может контролировать творческий процесс? Пример с нашим гимном очень показателен: государство взяло произведение искусства – слова и мелодию – и дало им свою трактовку, превратив в гимн. С этого момента государство пытается навязать правила поведения, диктуя что можно и чего нельзя делать – в том числе и через гимн. И 42 обнаруженных мною в архивах разных варианта исполнения «Ха-Тиквы» это доказывают.
Очень интересно, как зрители реагируют на эти варианты – им явно неуютно слышать наш гимн в непривычных трактовках. Есть ритмические, есть радостные адаптации и исполнения, сильно отличающиеся от привычной нам «Ха-Тиквы».

В своих поисках я наткнулся на выступление некого месье Коэна в 1932 году в Тунисе, записанное на старой граммофонной пластинке. Саундтрек для анимации, которую я показываю на выставке – это оригинальная запись тунисского исполнителя, который изначально пел все девять куплетов «Ха-Тиквы» в восточном стиле под сопровождение оркестра. В Тунисе не бывало никаких музыкантов в синагогах – так что это была песня, которую исполняли на семейных торжествах. Я смонтировал четыре куплета и инструментальное сопровождение в одну пьесу и представил все это в виде анимации.

Но куда интереснее моих поисков, реакция тех, кто слышит этот музыкальный отрывок – они явно испытывают некий дискомфорт от этих странных ритмов, от того веселья и радости, которыми отличается это исполнение. Восточная музыка – это не та музыка, которую обычно слушают на концертах. Восточная музыка требует немедленной реакции, немедленного вмешательства, она вызывает желание двигаться, танцевать. Об этом было написано множество статей… В ритмы дарбуки уже заложен танец, встроено движение, на месте усидеть невозможно. И поэтому я задался тем же вопросом, который тревожит и остальных, кто слушает эту музыку. Почему я чувствую этот дискомфорт, почему подобное исполнение гимна сродни некому неуважению?

Хагит: Дискомфорт какого плана? Неуважение к ашкеназской версии исполнения гимна?

Эрик: В израильской литературе описаны подобные сцены, когда восточная музыка подавляется, потому что не может стать частью сионистского нарратива. Подобное описано у Йегошуа Кеназа в «Проникновении» (название иногда переводится как «Инфильтрация») и у Эли Амира в «Петухе искупления». В этих книгах описаны группы молодежи, проходящие процесс интеграции на курсах молодого бойца или в кибуце, чтобы стать частью общества, «плавильного котла», но в некий моменты слабости им хочется петь восточные песни и кто-то даже начинает исполнять танец живота, символизирующий всё то, что было неприемлемо для тогдашних сабр. Образ исполнительницы танца живота как эротический, соблазнительный – это взгляд ориентализма. Изначально танец живота – это выражение радости, обязательная часть любого семейного торжества, без какой-либо западной эротической коннотации. Сионисты считали, что тунисских евреев можно сделать частью плавильного котла, а евреи в Тунисе наоборот – еще в 1932 году – считали, что этой молдавской мелодии можно придать восточный стиль и лоск.
Исполнительницы танца живота появилась на моих рисунках в 2006 году, когда я посвятил целую выставку их образом и занимался ориентализмом. Но поначалу я использовал этот образ как некий противовес сионизму в моих работах. Мои работы – это гибриды Востока и Запада, а также восточного и арабского. На самой первой картине, где появилась танцовщица живота, рядом с ней я нарисовал солдата.

Хагит: Ты как-то обмолвился, что часть образов, постоянно присутствующих на твоих картинах, приобрели символическое значение для твоей живописи даже без твоего непосредственного вмешательства.

Эрик: Встреча с «Ха-Тиквой» 1932 в восточном стиле заставила меня задать подобный вопрос самому себе. Почему мне так важен образ исполнительницы танца живота? Не только потому, что в израильском искусстве не было места для искусства стиля «мизрахи», но и потому что «мизрахи» мешало господствующему нарративу. Но вот сейчас я вас удивлю: когда я набрал в гугле слова «исполнительница танца живота» «и «Ха-Тиква», то обнаружил что подобный танец под звуки национального гимна исполнялся в честь 70-летия страны.

Хагит: Куратор выставки Смадар Шефи написала в сопроводительном тексте, что танец живота переживает в наши дни ренессанс, и из образа ориентализма превращается в символ женственности и феминизма. Танец живота приобретает сегодня иную легитимацию. Но я хочу спросить про символы на твоих картинах: начиная с 200- года твой визуальный язык не меняется, но смысл символов становится глубже?

Эрик: В 2000-м году я представил свою первую выставку «Plaisir Oriental» в галерее Нели Аман в Тель-Авиве. Это было еще до моего участия в коллективной выставке «Родной язык» в Эйн-Харод, но уже после выставки «Вперед – Восток в израильском искусстве» в Музее Израиля. Полемика о восточном нарративе в израильском искусстве тогда только начиналась.

С тех прошло немало выставок, темой которых было искусство «мизрахи». Многие художники восточного происхождения представлены в музеях. Но все это не объясняет чувство дискомфорта при исполнении «Ха-Тиквы» в восточном стиле. Почему нам кажется, что это неуважительно? Почему танец живота это что-то низменное?

 

Хагит: Я с тобой не согласна. Я не вижу здесь неуважения. Может это вопросы самоидентификации или коллективной принадлежности или коллективной неполноценности?

Эрик: Возможно, но факты таковы, что все, кому я предлагал послушать «Ха-Тикву» в исполнении месье Коэна, и те, кто видел мою анимацию, посылали меня к юристу, проверить не нарушаю ли я закона о национальном гимне. Кстати, я проверил – не нарушаю.

Хагит: Когда ты работаешь, сначала возникают образы и символы и затем ты придаешь им смысл, или наоборот – первой рождается идея, которая затем визуализируется?

Эрик: В своих собственных глазах, я – художник понятий, я всегда был концептуалистом. Живопись для меня – основное медийное средство моего искусства. Рисунок для меня – главное, путь он проявляется в анимации, в объектах, инсталляции. И еще я добавляю свои музыкальная знания и способности, доставшиеся мне от моей матери – оперной певицы.

 

Хагит: Кстати, а когда ты занялся анимацией?

Эрик: Я пошел учиться в израильский колледж анимации, закончил там отделение классической анимации и дигитальной медиа. Учился там с 20-летними… Мне уже 56 лет – я старше самого старого лектора в колледже. Кстати, меня пригласили читать там лекции.
Хагит: Итак, ты вступил на опасную территорию национальных символов и смешал их с твоими личными символами. В одной из наших прежних бесед ты рассказывал о своих чувствах сына эмигрантов, выросшего на смеси культур французской, тунисской и израильской. К тому же ты гей, вечный ребенок, придерживаешься левых взглядов, фигуративный художник. Что еще?

Эрик: Я вырос в эпоху пост-модернизма, которой присуще одновременно чувство причастности и чувство антагонизма. Это, конечно, путает. У меня нет одного рассказа , или одного текста: есть сразу несколько, существующих одновременно и идущих параллельно. Кстати, не думаю, что я такой уж исключительный случай. Возьми, к примеру, израильских арабов. Все наша страна – это один большой балаган. Я думаю, что триггер для тех, кто занимается искусством, творит – это осознание того, что ты – другой, и что у тебя есть что сказать – сказать другое. Понимание того, что все мы разные – хороший стимул для развития искусства. А множество моих отметин, качеств позволяют мне взглянуть на ситуацию и изнутри, и снаружи.

Хагит: Тогда уж ответь – почему Рамле? Несколько неожиданное место для искусства.
Эрик: В одну из моих поездок в  Центр Современного Искусства я сошел на железнодорожной станции в Лоде и попросил водителя такси подвести меня к в музею. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего – был уверен, что я над ним смеюсь. Когда Смадар Шефи – куратор выставки – пригласила меня в ней участвовать, я немедленно вспомнил о месье Коэне, который поёт гимн в тунисском варианте. А еще на той же улице, где располагается Центр Современного Искусства, есть киоск и в нем продается лучшее в Израиле тунисское фрикасе . Я люблю, чтобы мои выставки соответствовали тому месту, где они проходят. Я попросил, чтобы на здание Центра было написано, что вход бесплатный, но думаю, что до сих пор не многие жители Рамле посетили выставку. А жаль… 17 января я там читаю лекцию о своем исследовании истории израильского гимна и связи с моей анимации, и даже кое-что о национальным законе о гимне. Так что приходите!

Центр  Современного Искусства Рамле – улица Герцля, 112, Рамле (Музейный комплекс Рамле). Открыто с воскресенья по четверг с 11:00 до 15:30. В пятницу – по предварительной договоренности.

Лекция Элиягу Эрика Бокобзы состоится в пятницу, 17 января, в 11:00. https://www.facebook.com/ramlaCACR

Все фотографии, иллюстрации и видеоматериалы публикуются с разрешения Элиягу Эрика Бокобзы и редакции журнала Portfolio פורטפוליו

Перевод – Маша Хинич. Источник –  https://www.prtfl.co.il/archives/123032