Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Инна Шейхатович. Фото Эстер Эпштейн и Александр Авраам

Старинный город Рамла спит под просторным синим куполом небес. Мы проезжаем по улицам, вполне нарядным и застроенным новыми домами. У каждого израильского города есть свое лицо, свой стиль и колорит. Любой мошав отличается от прочих. Все города – разные.

Прошел дождь – и мостовая сверкает антрацитом. С колокольни церкви падает в тишину звон. Входим в дом,  более похожий на музей. Картины, панно здесь повсюду. Ощущение наполненного жизнью, душой, красотой пространства. Золото монеток, которые организуют особый отдел, особую часть творческой лаборатории, – светит загадочно и нарядно. Гранаты светятся на полотнах соком и щедрым изобилием. Ольга, жена хозяина, художника Александра Авраама¸ красивая и очень уютная, домашняя, рассказывает о своей семье, а потом под ее пальцами оживает Григ. Израильские дома так удивительно и естественно сочетают восточный колорит, европейскую культуру, наследственную волну привычек, правил, принципов, свидетельства уважения к своему роду, его традициям и значению.

Ольга – педагог, пианистка, а музыка их общая любовь. Александр Авраам на мой вопрос о смысле и месте музыки в его жизни, отвечает кратко и просто:

– Музыка – друг радости, лекарство от боли.

Но начнем с самого начала. Наша беседа состоялась, оказалась для меня интересной и важной, после просмотра спектакля «Все в саду» по пьесе Эдварда Олби в постановке Евгения Фалевича. Театр в Холоне – святое место. Сюда люди ходят творить, и это творчество совершенно бескорыстно. Все актеры – любители. Декорация спектакля, мудро, со вкусом выполненная Александром Авраамом, представляет собой переплетенные ветки, напоминающие золотую клетку, но мотивам райского дерева Густава Климта. Это и сад, и ловушка, и фон жизни, в которой почти всегда правят бал деньги. В этом мире сияния и стремления к богатству, которое люди хотят добыть любой ценой, красота – мелочь, любовь – дело третьестепенное, а честность и благородство и вовсе не в счет. Золотая паутина, ветки-змеи – метафора, отправная точка художественной концепции спектакля. Режиссер Евгений Фалевич говорит о коллеге, художнике Александре Аврааме:

– Наши судьбы связаны, наши работы – общий путь, это споры и взаимопонимание, общий успех, много вопросов – и радость, настоящая радость от процесса.

Александр Авраам – художник необычный. Образно говоря, он – свежая ветвь из рода выдающихся художников. Художником был его отец Илья Бен-Авраам. Вот его акварели, дивные изящные картины, сделанные рукой серьезного мастера, истинного творца. Живые и нежно светящиеся цвета, искусно выписанный контур, ювелирность, трепетная изысканность письма. Эти картины долго и поэтично длятся в памяти. Будто сознание не хочет с ними расстаться.

Александр долго смотрит на магические, виртуозно написанные акварели отца. Он словно ведет с ними диалог. Тайный, только ему слышимый. Живопись в этой семье стала традицией. Художниками стали дядя Михаэль и старшая сестра Ларина. Александр родился в 1955 году в Таджикистане, в городе Душанбе. Успешно окончил художественную школу. Потом поступил в художественный колледж по специальности «дизайн и монументальное искусство». Ещё с юного возраста помогал отцу в его мастерских, участвовал в проектах, осуществлённых в Художественном Фонде. Отслужил в советской армии. После демобилизации поступил в Театральную Академию при легендарном Московском Художественном Театре на художественно-постановочный факультет. Его непосредственными учителями были знаменитые, составившие целую эпоху театра сценографы Валерий Левенталь и Олег Шейнцис.

Стажировался мой собеседник при ярком, имеющим тогда свой почерк московском театре Ленком. С 1982 года работал художником-постановщиком в других городах России, а также в Таджикистане.

В 1991 году художник с семьёй репатриировался в Израиль.
Ольга, жена художника, разливая чай, рассказывает, как поначалу жили большой семьей в крохотной квартирке. Как обретали речь, гармонию, новую судьбу.
Спрашиваю у Александра:

– Вы в прежней жизни были вполне востребованы. Были и награды, и интересные проекты. Не пожалели, что оставили все это? Что бросились в неизвестность? В пустыню?
– Не пожалел ни на мгновение. Ни о чем не жалею. Я счастлив здесь.

Александр Авраам в Израиле продолжил активную творческую деятельность. В 1992 году вступил в Союз Художников Израиля. В различных театральных коллективах и студиях Тель-Авива, Холона, Бат-Яма, Рамат-Гана и Иерусалима оформил в качестве художника-постановщика свыше 150 музыкальных и драматических спектаклей. Несколько лет сотрудничал с Национальным Фондом Израиля ККL, осуществил дизайн музейных центров в Офакиме, Бейт-Шемеше, Ницане и Иерусалиме. Проектировал интерьеры, стенды, макеты, витражи, мозаики, росписи стен и скульптуры из металла. В Рамле оформил городской Музей Холокоста и Второй Мировой войны, а также Археологический музей. Вот уже более 28 лет преподаёт в художественных студиях при муниципалитете Рамле, где подготовил к творческим достижениям целое поколение молодых художников.

– Вы преподаете только талантливым людям? Или двери открыты для всех?
– Все талантливы. Искусство необходимо, как витамины, как научные книги. Как умение жить среди людей. Без искусства души грубеют… И я рад, что преподаю и взрослым, и детям…

Театр – особая его любовь. И у него театра в Израиле было немало. Например, женский религиозный театр в Бней-Браке. Он говорит о нем с любовью и теплом, а я никогда не знала, не слышала о таком; и рада, что далекие от светских искушений женщины и девочки играют на сцене, приобщаются к искусству, приобщают к этой прекрасной кринице разума других религиозных женщин и девочек.

Спрашиваю:
– Что вас печалит? Что омрачает жизнь?

Он какое-то время думает, потом отвечает:
– Мне очень больно, что работы моего отца, выдающегося художника, получили недостаточно внимания, не слишком много выставлялись. Готовлю выставку к столетию большого мастера акварели в 2023 году.

И прекрасные акварельные цветы слушают его слова – и будто кивают.

Картины Александра Авраама находятся в музеях и частных коллекциях в Душанбе и в Москве, в Германии и Венгрии, в Канаде и Соединённых Штатах, в Австралии и Израиле.

Мастер, созидатель красоты, педагог, сценограф, влюбленный в театр – всё это строки из биографии Александра Авраама. Но, кроме строк официозного пресс-релиза, есть ещё таинственная материя искусства, волшебство живописи. Всё, впитанное взглядом и сердцем художника, преобразуется талантом и воплощается в неповторимом, индивидуальном стиле. Восточные мотивы и новаторские, современные образы – неразрывно сливаются в ослепительном живописном материале. Многие композиции художника вписаны в круг. Круг – символ универсальный, в нем – целостность, совершенство, а предмет, помещенный в его центр, сразу становится объектом почитания.

Не удивительно, что в центре многих композиций оказался Иерусалим. Город света, медного, густого, струящегося медовым потоком. Город, который был и остается символом вечности. Волшебный Иерусалим Александра Авраама; тот небесный, необыкновенный город, о котором евреи во всём остальном мире в праздник с надеждой и грустью, с уверенностью и любовью говорят «В следующем году – в Иерусалиме». А монетки – это чудесная отметина, автограф мастера. Его личная, оригинальная техника. Вот они сияют – и становятся уже не денежными знаками, а тропой истории и красоты.

– В моих картинах «Иерусалим на монетах» сделана попытка переосмысления орнаментального языка народного среднеазиатского искусства; сочетание бирюзы самаркандских куполов с блеском мозаики под азиатским солнцем… – говорит художник.

Живопись Александра Авраама сродни музыке, и именно музыку он охотно и умело воплощает. Шофар и скрипка – народное и классическое. На многих его полотнах изображены музыкальные инструменты, но зримая мелодия ощущается и там, где персонажи кажутся лишь вовлечёнными в водоворот жизни. Вот, к примеру, картина: Эйнштейн, играющий на скрипке – словно усталый посланец Господа Бога, всё ещё надеющийся вопреки всему сделать мир лучше. Художник удачно назвал её «Движением смычка мы движем шар земной». Правда, точно: шар земной приходит в движение не только движением смычка, но и движением кисти художника.

Ночь темным, ровным бархатом окутала дали, фасады церквей, минаретов, – тени изломанными силуэтами танцовщиц приникли к стеклам автомобиля. Художник прощается. Рояль звучит оптимизмом, в изящном стаканчике дрожит капля янтаря. Гранаты, густо-алые, блестящие, символы и приметы, идут чередой по жизни и композициям. Оглядываюсь: свет в городе, свет в судьбе художника, которому он посвятил десятки полотен, складывается из труда, таланта, вдохновения. Спасибо, главный наш, Всемирный Редактор, за знакомство и сияние красок.