Заметки по четвергам. Соотношение текст-линия.
Текст — Лена Лагутина. Иллюстрация — Юлия Стоцкая.
Оказалось, что «шесек» по-русски называется мушмула японская или локва, а я думала, что слова такого в русском языке нет, поскольку нет такого фрукта. На самом же деле, его не было только там, где я родилась и выросла, а в Крыму, например, полно было «шесека», но я никогда не была в Крыму. Это означает, что мы с Симбой сегодня набрали полный мой берет мушмулы японской с дерева Йегуды, моего соседа, у которого разживаемся лимонами. Еще один зеленый препахучий лимон из последних сегодня нам тоже достался – он прятался глубоко в листьях, в отличие от своих ярких желтобоких собратьев, которые давно уже были собраны с дерева за дерзость. А у Йегудиных соседей, мне неизвестных, перевесился через забор целый куст ароматной лимонной травы для чая. Тоже наш с Симбой трофей сегодня. Так, глядишь, и до зимы дотянем, а там снова лимоны пойдут. И я теперь иду себе и гоняю во рту гладкие скользкие косточки шесека-мушмулы-локвы-шесека.
Касательно же слов, писатель Меир Шалев сказал такую вещь – у американцев в языке слов в два-три раза больше, чем в иврите, у них есть чуть ли не пятьдесят названий для разных видов плоскогубцев. В иврите же, как ни в одном другом языке, много синонимов слов «смерть», «боль» и «глупость».
***
Сирена, возвещающая о наступлении субботы, доходит до моего дома через весь город из Меа Шеарим дальним тихим гулом, как громовой раскат. И я мысленно благодарю этого далекого звонаря, который напоминает мне – пора зажигать свечи. Гудит и гудит, не спешит – так, что я успеваю пронестись на кухню, достать свечи из шкафа, зажечь их, как положено, и сказать благословение, в том числе и ему, дальнему звонарю. Но сегодня я спала, потому что вчера полночи варила минестроне в ожидании Манишмайки, которая на конец недели приезжает домой из армии. И, хоть и слышала гул сквозь сон, все-таки так и не нашла в себе силы встать. Лежала и слушала, как он гудит, гудит, все ждет меня, будто водитель автобуса, который видит меня в боковое зеркало, идущую к остановке, и он ждет и не закрывает двери, но я даже шагу не прибавила. И вот он головой покачал и уехал, а я теперь глаза открыла, в доме тихо и совсем темно, собака спит в ногах кровати, а снизу слышно голоса идущих из синагоги мальчиков и мужчин, чьи женщины уже наготовили всего, накрыли шаббатний стол и вовремя зажгли свечи, и помолились, конечно, и за таких, как я и Манишмайка, А она тоже спит, как и положено солдату на побывке.