fbpx
Выставки

Меир Пичхадзе. Портреты

Meir Pichhadze. Oil on canvas 49.5 x 74.5 cm

Верхняя иллюстрация – Meir Pichhadze. Oil on canvas 49.5 x 74.5 cm

В тель-авивской галерее Хези Коэна хранится довольно много работ из наследия Меира Пичхадзе, скончавшегося 10 лет назад – в феврале 2010 года. Выставка «Портреты», которая откроется в галерее Хези Коэна 26 июня, напоминает о десятилетии, прошедшем со дня смерти Пичхадзе (1955 – 2010) и полностью посвящена созданным им портретам. Выставка продлится до 1 августа; вернисаж (https://www.facebook.com/events/594580831164888/) пройдет 26 июня в 12:00.

«Я хотел бы рисовать портреты и людей, но вряд ли это у меня получится», – как-то так по легенде сказал Пичхадзе, и с тех пор, в основном со второй половины 1990-х годов, портреты стали значительным сегментом его многогранного творчества. Стиль Пичхадзе был настолько разнообразным, что в местной артистической средой его звали «хамелеон». Портреты, для немалой части которых основой стали фотографии из старых семейных альбомов. Старые фотографии, ставшие картинами, объединенными в новый альбом – живописный. Альбом личный, биографический, творческий. Альбом, описывающий мир Меира Пичхадзе, его семьи, друзей, знакомых и тех анонимных персонажей – героев старых фотографий, лица которых вспыхивают в знакомом, пустом ландшафте, в желтовато-зеленоватом свете дальних горизонтов. Мир близкий, знакомый, семейный,  и, в то же время,  угрюмый, мрачный, на первый взгляд,  лишенный связи от реальности, абстрактный мир, который стал одной из ключевых особенностей картин Пичхадзе.

 

*****

Meir Pichhadze, 1996, Oil on paper mounted on canvas, 61x51 cm

Meir Pichhadze, 1996, Oil on paper mounted on canvas, 61×51 cm

 

Вот что написано о Меире Пичхадзе на сайте галереи Хези Коэна:

Меир Пичхадзе родился в 1955 году в Грузии. Со временем он стал одним из самых выдающихся и ведущих художников Израиля. Свой путь в мир искусства он начал еще в детстве, когда вместе со своей сестрой он начал брать уроки у скульптора Разу Рамишвили.
В 1973 году, когда Меиру было 18 лет, семья Пичхадзе иммигрировала в Израиль, где и сформировался его уникальный стиль живописи, в том числе под влиянием грузинского художника Нико Пиросмани и знаковых русских художников.
Его творчество отождествляется со стилистическими прыжками, из-за которых он и получил прозвище «хамелеон». В 2017 году, через несколько лет после его кончины, его работы были выставлены в галерее Хези Коэн на выставке «Закат».
Первая его выставка прошла в 1975 году в «Цавте», затем в «Бейт-Соколов» в Тель-Авиве. В начале 1980-х его сестра покончила с собой, что оказало огромное влияние на его жизнь. В творчестве это выразилось в том, что он решил отринуть западное классическое искусство и начинает учиться в колледже искусств «Калишер» в Тель-Авиве, где сформировался его уникальный стиль живописи. На его работы повлияли также художники постмодерна, в том числе и абстракционист Давид Села, его абстрактные картины с геометрическими и органическими формами в «индустриальной» технике и цветах.
В середине 1990-х годов Пичхадзе жил как в Нью-Йорке, так и в Тель-Авиве. Именно во время своего пребывания в Нью-Йорке он начал рисовать портреты, основанные на старых семейных фотографиях из детства, на темы, которыми он будет заниматься до своей преждевременной смерти в 2010 году.
«Это художник «без стиля » – стиля в смысле определения характеристик, развития и самовыражения – идентичности», – пишет в 1991 году Далья Манор, историк и куратор искусства, в рамках каталога выставки «Перспектива» в Тель-Авивском музее искусств. «Когда-то он выставлял картины в свободном абстрактном стиле в серых тонах и фигуративные рисунки, а затем удивил всех яркими геометрическими иллюзорными полотнами. В его картинах много цитат – как и великих полотен, так и никому неизвестных».
В 2003 году у Меира Пичхадзе прошла персональная выставка в Тель-Авивском музее искусств. В 2008 году была проведена его ретроспективная выставка в Яффо. Его работы находятся в коллекции Музея Израиля в Иерусалиме, в Тель-Авивском музее, а также в общественных и частных коллекциях.

 Очень давно – 12 лет назад – я брала у Меира Пичхадзе интервью, и тогда он сказал «Все мои картины – о выживании». Его потрясающие картины остались с ними. Личностью он был необычайной – потрясал, но без литавр. Много лет назад он пожертвовал свою почку для пересадки для его дочери. Образ жизни до этого и после этого вел, как принято писать, нездоровый, в своем ателье в квартале Флорентин. Торговцы искусством стали суетиться за пару лет до его смерти. Вот то интервью, которое я взяла у Меира Пичхадзе летом 2008 года в связи с ретроспективной выставкой «Меир Пичхадзе: 1983 – 2008» в Яффо в Центре современного искусства имени Шмуэля Хайека.

Meir Pichhadze, 2000, Oil on canvas, 77x102 cm

Meir Pichhadze, 2000, Oil on canvas, 77×102 cm

Меир Пичхадзе: «Все мои картины – о выживании»

В новехоньком, c иголочки, с молотка, со шпателя Центре современного искусства имени Шмуэля Хайека на старо-яффской улице Луи Пастера, в доме номер четыре, между погребами «Винного человека» и роскошным музеем Иланы Гур, открылась первая выставка этого центра – ретроспектива «Меир Пичхадзе: 1983 – 2008». Выставка продлится до 30 июня, 60 работ за четверть века, собранные еще со времен его учебы в колледже искусств «Калишер» в Тель-Авиве.
Отличная выставка, пропустить – жалко, за 25 лет Пичхадзе о многом успел нарисовать и рассказать, ведь его картины – это, прежде всего, рассказы.
Сам Меир Пичхадзе, художник известный, для многих – знаковый (в его работах так легко усмотреть символику), для многих – знакомый, выставочную суету не особо жалует, полагаясь на умение владельцев галерей. Несмотря на то, что он был удостоен золотой медали азиатско-европейского бьеннале в Анкаре, приза министерства культуры, приза фонда Шарета, он редко общается с бранжей, вернисажи не чтит, особой публичности не допускает, предпочитая скрываться в своей мастерской в южном Тель-Авиве в районе улицы Флорентин, откуда до Яффо совсем близко – может, потому он и соглашается на интервью в новом Центре современного искусства.

– Ваша последняя персональная выставка проходила три года назад. Деятели модерна не должны чаще мелькать перед публикой?
– Я – художник, рисовальщик, ни в коем случае не деятель искусства. Мое дело – писать картины. И я не знаю, что такое модерновый художник. Те, чьи работы много выставляют? Но тогда самые модерновые – импрессионисты. Современный – да, в том смысле, что я рисую сегодня, сейчас. Само понятие модерна, да и постмодерна, на мой взгляд – это уже прошлое, оно осталось в 80-х годах прошлого века. Сегодня все рисуют согласно своим представлениям, своему стилю, и это «сегодня» бесконечно разнообразно.

– Вы говорите о своем сегодняшнем искусстве, но на выставке представлены работы за 25 лет.
– Я все время делаю одно и то же. Возвращаюсь к одним и тем же темам, образам, портретам. Но вообще-то я ищу свет.

– Чемоданы, книги, портреты, сестры, дети, стены. О чем все это?
– О выживании. Все мои картины о выживании. И, может, поэтому я должен быть один, когда рисую свои рассказы о воспоминаниях, рассказы о духовном выживании. Я меняю цвет, форму, стиль, с годами меняю свой подход к этой теме, но все равно делаю одно: рисую сегодня в Израиле.

– Вы подчеркиваете, что вы – именно рисовальщик, но на этой выставке представлены и скульптуры и инсталляция – черные куклы-манекены.
– Для меня они продолжение моих рисунков, они отражают те же темы. Я не концентрируюсь на одной определенной теме, а работаю циклами, сериями. Когда я начинаю серию, то не знаю, сколько времени буду над ней работать, в какой форме, сколько раз к ней вернусь. Иногда возвращаюсь и через 20 лет.

– Вы обычно работаете параллельно над несколькими циклами?
– Я концентрируюсь на одной теме. Она может быть вначале монохромной, потом стать цветной в моих любимых цветах – черном и желтом, которые дают все оттенки зеленого, серого. Все представлено здесь, на этой выставке.

– А как ваша нелюбовь к выставкам сообразуется с нынешней ретроспективой?
– Я решил показать свои работы именно в этом новом центре из-за необычности помещения, из-за возможности столкнуть в нем разные времена. Что такое галерея? Белый ящик. Вы входите в квадратную комнату, на стене которой помещено цветное пятно картины – зритель с ней один на один. Здесь же пространство самой галереи необычно, она многогранна, в ней нет прямых углов. Плоскости сталкиваются – и потому можно столкнуть и времена. Это трудно и вместе с тем заманчиво. Здесь одновременно можно увидеть 3-4 работы одного цикла за много лет. Этого и заставило меня в какой-мере пересмотреть свое же отношение к старым картинам. Для меня эта персональная ретроспектива стала групповой выставкой: группа серий, тем, образов.
А постоянно я работаю с тель-авивской галереей «Дан», которая и организовала эту выставку и выпустила к ее открытию книгу-альбом с сотнями иллюстраций. Я 30 лет зарабатываю на жизнь живописью и уже могу позволить себе не жаловать вернисажи.

– Вы серийный рисовальщик?
– Именно так. Когда я начинаю некую серию, то не представляю, не только, сколько буду над ней работать, но и куда она меня заведет.

– На этой выставке вы предстаете, как несколько разных личностей.
– Так получилось благодаря форме зала и тому, что я легко меняю стили.

– Многогранная личность благодаря многогранному пространству?
– Благодаря концентрации работ. Одновременно можно увидеть несколько десятков картин за четверть века, понять, как я начинаю со временем видеть некий сюжет, как трансформирую воспоминания в образы…

– …и в цвета. Ваш любимый цвет – желтый?
– Я его очень люблю. В сочетании с черным он дает оттенки зеленого. В сочетании с серым становится золотым.

– Золотисто-желтый, лимонный цвета часто появляются на ваших картинах, в том числе и на портретах. И чаще всего вы изображает на портретах своих сестер в детстве или себя – маленького мальчика на фоне грузинских пейзажей.

– Эти детские портреты я начал писать после 2000 года, после того, как съездил в Грузию, через 27 лет после репатриации. Та поездка меня потрясла, о ней режиссером Линой Чаплиной был снят документальный фильм. Детство мое был нелегким, но понял я это, будучи взрослым человеком, и вернулся к нему благодаря старым фотографиям, грузинским пейзажам, воспоминаниям. Та старая фотография меня с сестрами долго хранилась дома, но я заново увидел ее только после первой поездки в Грузию, где побывал с тех пор еще раз шесть. Но первое путешествие было знаковым, самым ярким, оно много дало мне для творчества. Я увидел так много людей, внезапно вспомнил свои детские ощущение. Мои детские фотографии заставляют меня вновь и вновь к ним возвращаться, писать работы в разной цветовой гамме, разносящиеся по времени.

– Это портреты – воспоминания?
– Конечно, каждый раз – разные. И потому, каждый раз я что-то меняю – свет, горы, цвета. И потом это ведь не портреты. Портрет – это когда художник сидит напротив натурщика и рисует его. А я рисую память, отражаю в этих картинах свои путешествия в Грузию, в детство.

– А вот это портреты явно арабских детей.
– Их я сделал по фотографиям Эльдада Рафаэли, репортера газеты «Едиот ахронот». Чем-то они меня поразили, я попросил разрешения использовать эти снимки, пришел к Эльдаду в ателье и выудил из сотен снимков именно эти два. Эти дети из Дженина также несчастны, как и я был в детстве, хотя тогда я этого не понимал.

– Почему вы возвращаетесь в живописи к своему детству?
– Я до сих пор опасаюсь мира взрослых

– Что вам важнее всего – цвет, атмосфера, сюжет?
– Тема.

– Тема бегства, эмиграции? Оттуда эти горы чемоданов и книг?
– Тема вечного путешествия от себя и к себе. А чемоданы я не только рисую. Вот эти – для инсталляции с черными манекенами – я купил на барахолке.

– Вы даете названия своим работам?
– Почти никогда. Только этих манекенов назвал «Семья эмигрантов». Мне было важно подчеркнуть, что это не беженцы, поэтому в чемодане у каждого именно его пейзаж, то, что он выбрал.

– А почему к черным матерчатым торсам приторочены цветные ленточки?
– Это ленточки желаний. Как в Грузии было «древо желаний», к которому привязывали ленточки с просьбами. Эти ленточки – желания, чаяния, воспоминания и надежды. Все то, что не поместилось в чемоданы. Эти люди не знают, куда они идут. Они с трудом понимают, где они были и чего они хотят. Ленточки – это их связь с реальностью.

– На одном чемоданчике висит ярлык с посвящением. С надписью на немецком: «Ципоре от Загорского…»
– Вы разглядели? А я не хочу читать, что там написано. Это ведь их воспоминание, а не мое. Мне эти небольшие чемоданчики в руках у манекенов напоминают те, с которыми мы в детстве ходили в баню. А вообще все, что ни скажут зрители, все правильно: это символы эмиграции, путешествий, груза воспоминаний.

– Как вы начали эту тему?
– Нарисовал самого себя с чемоданом. Потом сделал целую серию таких работ: чемоданы или люди с чемоданами на фоне Грузии, на фоне одного и того же пейзажа из моих снов. Я много раз изображал «его» с чемоданами.

– Но «он» – это вы?
– Это я, но мне проще сказать – это «он», некий образ с чемоданом, который стал символом поисков, вместилищем памяти.

– Поиск ведет вперед, воспоминания – назад. Поэтому вы все время рисуете новые работы на прежние темы?
– Я не просто рисую. Я все время ищу, что написано в книгах на моих картинах, что хранится в этих чемоданах. Я сам не знаю, для меня это черный ящик с некой информацией, не обязательно ее подробно пересказывать. Как не знаю, что нарисовал – восход или заход, я просто рисую свет солнца.

– На выставке на фоне таких серьезных картин стоят яркие, легкомысленные, лубочные скульптуры. Ради контраста?
– Вглядитесь: на деле они тоже грустны. То, что видно вблизи, отличается оттого, что видно издали. Я ярко раскрасил эти фигуры, но они походят на трех скованных вместе слепцов у края пропасти с картины Брейгеля. Эти трое тоже связаны, им не избежать того, что уготовила судьба.

– А что значит стена с лимонами между кирпичами?
– Это стена выживания. Это перегородка и одновременно переход между выживанием физическим и духовным. Я любил рисовать лимоны – сам не знаю, почему, в Грузии их только в чай кладут. В 1996 году я нарисовал двух моих сестер и на переднем плане – лимон. Эту картину увидела на выставке в Хайфе одна пожилая женщина и написала мне, просила о встрече. А мне рассказали, что на выставке она потеряла сознание, увидев эту работу.
Пять месяцев письмо лежало у меня в мастерской, а вспомнил я о нем в День Катастрофы. И эта женщина, сама пережившая Катастрофу и Освенцим, приехала ко мне. Ее с сестрой и матерью депортировали в лагерь, когда она была маленькой девочкой. Вдоль железнодорожных путей стояли представители Красного Креста и забрасывали в вагон лимоны, чтобы помочь выжить хоть кому-нибудь. Она смогла поймать один лимон, но не использовала его, а хранила все эти годы – окаменевший, крошечный, черный – напоминание о матери и сестре, погибших в лагере. После того, как она увидела мою картину, она решила передать этот лимон и прядь волос в музей «Яд ва-Шем», но по дороге из Хайфы в Иерусалим у нее украли сумку. О той истории написали в газетах. Сумку ей подкинули, но с тех пор она не расстается с этим лимоном.
А я стал рисовать лимоны между кирпичами в стенках выживания. Лимон стал символом трагедии и символом выживания.

– Вас занимают такие трагедии, но, с другой стороны, на выставке есть работы, сделанные на основе детских рисунков.
– Это действительно детские рисунки, которые я собрал, увеличил, перенес на полотно и раскрасил. Этому тоже предшествовала некая история: я зашел навестить родственника, и он показал мне рисунки на маленьких листочках из блокнота своей 6-летней внучки. Один и тот же рисунок, а дети обычно изображают разные вещи. И я заинтересовался анализом детских рисунков. Это еще не искусство, но уже поиски чего-то. Я сам начал рисовать в 12 лет. Как – не знаю. И потому мне захотелось, уже будучи взрослым, что-то сделать из рисунков детей. Я их собираю, абсолютно точно копирую, делаю коллажи. Если на картине 8 рисунков, изначально сделанных карандашом или тушью, значит, я использовал рисунки восьми детей, схожих по теме или визуально. И потом их раскрашиваю.

– Детские рисунки – веселые, а вы – человек грустный.
– Я так о себе не думаю – веселый или невеселый. Я люблю играть с цветами, и это весело.

*****

Meir Pichhadze, Untitled, 2004, Oil on canvas, 90x120 cm

Meir Pichhadze, Untitled, 2004, Oil on canvas, 90×120 cm

Творчество Пичхадзе чрезвычайно разнообразно, его мир – глубок, и познакомиться с ним (если кто-то вдруг еще не знаком) можно и нужно. Галерея Хези Коэна расположена в Тель-Авив на улице Лилиенблюм, 33. Часы работы галереи: с понедельника до четверга с 10:30 до 19:00; в пятницу с 10:00 до 14:00 и в субботу с 11:00 до 14:00.

https://hezicohengallery.com/artists/meir-pichhadze/
https://www.facebook.com/Hezi-Cohen-Gallery-296459777223/
https://hezicohengallery.com/

Маша Хинич. Все иллюстрации предоставлены галереей Хези Коэна

Click to comment

Leave a Reply

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.

Интернет-журнал об израильской культуре и культуре в Израиле. Что это? Одно и то же или разные явления? Это мы и выясняем, описываем и рассказываем почти что обо всем, что происходит в мире культуры и развлечений в Израиле. Почти - потому, что происходит всего так много, что за всем уследить невозможно. Но мы пытаемся. Присоединяйтесь.

Facebook

Вся ответственность за присланные материалы лежит на авторах – участниках блога и на пи-ар агентствах. Держатели блога не несут ответственность за содержание присланных материалов и за авторские права на тексты, фотографии и иллюстрации. Зарегистрированные на сайте пользователи, размещающие материалы от своего имени, несут полную ответственность за текстовые и изобразительные материалы – за их содержание и авторские права.
Блог не несет ответственности за содержание информации и действия зарегистрированных участников, которые могут нанести вред или ущерб третьим лицам.

To Top