Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Ксения Гезенцвей. Фото Марк Шлеймович

 

Актриса Анна Гланц-Маргулис переехала в Израиль в 1991 году и совместила под крышей театра «Лестница» свою страсть к литературе и сцене. В ее репертуаре спектакли по произведениям Дины Рубиной, Ромена Гари, Шолом-Алейхема и многих других писателей. В интервью israelculture.info актриса рассказывает о том, каково играть в независимом театре, чем литература отличается от драматургии, и что нас ждет в новом театральном сезоне.

 

– Как возник литературный театр «Лестница»?

– Какое-то время мы с режиссером Надеждой Гринберг работали вместе в школе с театральным уклоном. Сначала мы создали один спектакль, потом второй, потом третий и поняли, что это уже не просто проект, а настоящий театр. Так в 2008 году возникла наша «Лестница». Сейчас мы не работаем вместе, и должность худрука осталась за мной. Важно понимать, что я не сама себе режиссер, несмотря на множество моноспектаклей в моем репертуаре. Я бы хотела стать режиссером, но этому нужно полноценно учиться, потому что это отдельная профессия. И актер с режиссером похожи друг на друга, как медбрат с врачом.

– У кого вы учились театральному мастерству?

– В  студии Игоря Мушкатина,  а затем – у Софьи Москович. Она популяризировала биомеханику, смысл которой заключался в том, чтобы двигаться от внешнего к внутреннему. Например, находишь определенную черту в образе хромого, и оттуда рождается внутренний характер. Мне это не близко. Мне нравится система, при которой внутреннее определяет внешнее. Когда ловишь какую-то эмоцию, и уже на этом фоне рождается движение, пластика, мимика, голос и т.д.

 

– Насколько биомеханика идет вразрез с принципами литературного театра?

– Очень сильно. Здесь содержание имеет принципиальное значение. Я вообще – человек содержания, а не формы, и это касается не только работы. В основе нашего театра лежит литературный материал, а не драматический. Мы работаем с романами, рассказами, стихами и мемуарами, а за пьесу взялись лишь однажды. Это был «Страх и отчаяние в Третьей империи» Брехта. Скажем, пластический театр или пантомима никогда не станут литературным театром в силу специфики жанра. И в нашем зрительном зале вы встретите только тех, кто любит ушами. Конечно, за эту избирательность театр платит определенную цену: живет на гранты, а у меня нет постоянной зарплаты. Однако, авторский театр – это мое слово. Для меня важно иметь собственную политику. А что касается репертуарного театра, то все равно после Шекспира уже все было сказано.

 

– Вы привлекаете к сотрудничеству актеров со стороны?

– Я привлекаю актеров и режиссеров со всех сторон, даже из других стран. Мне гораздо важнее работать с тем, с кем хочется, потому что я из тех людей, которые ищут не там, где светло, а там, где потеряли. Я не стану работать с неподходящим для меня человеком, только потому, что он живет в соседнем подъезде. Но готова приглашать к сотрудничеству того, кто живет в Москве, если это того стоит, как, например, сделала при постановке спектакля «Сорок первый» по повести Бориса Лавренева. Режиссер Вячеслав Терещенко, актер Владимир Жуков, художник по костюмам, технические сотрудники – все они москвичи.

 

– В Израиле уже успели увидеть этот спектакль?

–  Да, но всего однажды – в феврале прошлого года. Буквально через несколько дней после того, как все вернулись в Москву, границы закрыли. А были огромные планы. Нас ждали в Молдавии, России и Швеции. Но я рада, что мы хотя бы успели поставить спектакль на рельсы. Теперь, в конце августа, нас ждут с «Сорок первым» в Финляндии на фестивале «Арт-мастер» при поддержке частного русскоязычного театра «Арт-мастерская». Программа фестиваля очень насыщенная и включает в себя не только спектакли, но и множество мастер-классов. К участию приглашены разные специалисты, среди которых драматурги и педагоги. Я однажды уже принимала участие в этом фестивале с моноспектаклем «Яблоки» по рассказам Дины Рубиной. Помню, что в Финляндии в конце августа очень красиво и еще не холодно. В октябре мы планируем показать израильской публике спектакль «И обнимет меня нездешнее чудо» по мотивам книги Беллы Шагал «Горящие огни». Это моноспектакль о любви Беллы и Марка Шагал. В постановку включены стихи Шагала. Мало кто знает, что он был еще и поэтом.

– Почему для вас важно обращаться к зрителю на русском языке?

– Потому что это мой родной язык. У нас есть целая ассоциация русскоязычных театров за рубежом. Театры более чем из ста стран в апреле каждого года собираются в Питере и поднимают насущные вопросы. Конференции, закулисное общение и обмен опытом очень важны для меня, как для актрисы. Но вообще у нас есть пара спектаклей на иврите.

 

– Какие коррективы привнесла пандемия в ваши планы?

То, что происходит сейчас страшнее самого локдауна, особенно для артистов. Казалось бы, люди могут спокойно жить, однако выехать за границу – это проблема, организовать мероприятие – это проблема, собрать зрителей – это проблема. Зрители, которые теперь собираются реже, чем хотелось бы, рассажены в определенном порядке. Помню, раньше у меня был такой рабочий график, при котором я заезжала домой только для того, чтобы переодеться. Я за последние пять-шесть лет объездила с гастролями почти весь мир.

Я могу сказать одно: актер не может без зрителя, и никакие онлайн версии не могут это компенсировать. На самом деле у меня тоже есть zoom-проект, в котором я каждую пятницу веду литературный клуб, основанный на базе светского клуба на Кипре. Там я рассказываю о литературе, которую, кстати, начала изучать в Открытом университете, когда настал кризис. Однако я не профессиональный литературовед и не театровед, а просто делюсь своим видением. Мне интересно в новой ипостаси. Я стараюсь принимать этот период с миром. Настало время собирать камни и уклоняться от объятий, как у Экклезиаста.