Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Интервью взяла Севиль Велиева

Михаил Казиник совершенно неутомим. Бесстрастный телефон показывает ночные 23.40, он только что вернулся с репетиции, а завтра утром начинаются съёмки фильма. После разговора с ним хочется обязательно слушать всё, о чем он упомянул с такой страстью и влюбленностью. Наверное, он был бы выдающимся менеджером по продаже: он мог бы продать весь мир, упаковав его в подарочную бумагу. Но стал педагогом, музыкантом, искусствоведом. И сделал для популяризации классической музыки больше, чем многие другие педагоги и музыканты: он действительно знает, верит и приобщает к космосу истинной музыки.

– Михаил Семенович, какая аудитория благодарнее: дети или взрослые – в том, что касается популяризации классической музыки?
– Мне очень трудно это определить, потому что моя аудитория – это очень мои люди, и дети, и взрослые. Я ведь редко встречаю людей чужих, незнакомых, новых. Они приходят на мои концерты.

– А мне кажется, как раз, наоборот: по всевозможным свидетельствам, вы абсолютный евангелист от классической музыки. Вы способны обратить в свою веру любого, кто встретится на вашем пути.
– Я так и делаю. Поэтому достаточно человеку оказаться на одной из моих встреч, и после этого он невероятным образом начинает двигаться в этом направлении. Поэтому я встречаю либо людей, которые любят меня, либо людей, которые услыхав обо мне от других, пришли, понимая, что их ждет. Потому что они знают заранее, что я нахожу такие формы, такие слова, такие тембры, такие действия, подборки, что это становится сильным религиозным действом и люди уходят в восторженном состоянии. В той же Москве, в которой все всё видели и знают, я дал уже 150 концертов за 10 лет.

– Для искушенных двух столиц это показатель, безусловно. Особенно если учесть, что стезя, которую вы выбрали – отнюдь не самая благодарная.
– Да-да. Но при этом, в Санкт-Петербурге мои выступления похожи на концерты рок-звезды, потому что там все происходит в огромном зале, который обычно принадлежит популярным певцам, и я со сцены вижу, что он полностью заполнен.А возвращаясь к вашему вопросу об аудитории – я, конечно, очень люблю детские аудитории, потому что с ними всегда очень интересно.

– Начиная с какого возраста можно начинать приобщать ребенка к классической музыке?
– Я выпустил диски для 3-летних, 4-летних, для тех, кто еще не может прийти на мой концерт. А потом они появляются вместе с родителями, приходят к дяде Мише, которого они слышали на дисках. Дети обладают невероятным шестым чувством, они чуют энергетику, даже когда не могут еще ничего понять. Мне присылали фотографии, где ребенок в ползунках сидит и, не отрываясь, слушает мои передачи. Что он там понимает? Но таких свидетельств много.

– Как педагог, вы могли бы объяснить, почему дети воспринимают гармонию классической музыки безо всякого давления. Однажды мой полуторалетний сын услышал Моцарта. Он не вставал со стула, пока не закончилась музыка. Он дирижировал. Он получал огромное удовольствие, при том,что у нас дома классическая музыка – редкий гость. Откуда у маленьких детей такая тяга к классической музыке и что сделать, чтобы она не уходила?
– Если рассуждать эзотерически, то ребенок происходит оттуда же, откуда происходит великая музыка. Он просто снова встречается со своей музыкой. Поэтому первое условие для приучения малышей к классической музыке – приучать к ней с момента зачатия. В свое время я выпустил диски для 9 месяцев ожидания малыша, для разных периодов. Я рассчитал музыку буквально по неделям. Например, Корелли звучит, когда у ребенка формируется вестибулярный аппарат. Потому что Корелли – это самый великий архитектор, не только барокко, но и всех времен. И так далее. У мамы бывают депрессивные периоды – страх перед родами, периоды токсикоза. Для таких периодов звучит совершенно радостное произведение, насыщенное энергетически – Первый фортепианный концерт Бетховена. А когда она только узнает, что у нее будет малыш, она ставит, наверное, самое гениальное произведение, из когда-либо написанных – это Томас Таллес. Я параллельно рассказываю, образовываю маму. А ближе к родам на выбор предлагается несколько произведений, и ребенок с мамой должны выбрать, под какую музыку он будет рождаться. Ведь роды – это гораздо более сильный шок для ребенка, чем для мамы. Кислород обжигает легкие, стресс колоссальный. Музыка облегчает этот стрессовый процесс, потому что музыка, которая сопровождала его у мамы в животике, успокаивает.

– А, что-то родное и знакомое!
– Да-да, все в порядке, только теперь расширился зрительный зал. Я думаю, где-то тысяч десять детей прошло за весь период, с момента издания этих дисков, через такой процесс приобщения. И теперь уже можно делать выводы и судить о результатах.

– И каковы результаты?
– Эти дети тянутся к музыке, они отлично обучаются в музыкальных школах. Недавно был забавный случай: я ежегодно провожу Музыкальную академию в разных точках мира, прошлым летом она состоялась во Флоренции. Мы все идем пешком в монастырь наверху холма, я полчаса играю на органе, рассказываю истории и так далее. И вот у самой церкви нас встречает мама с двумя малютками на руках. Им меньше года, они испуганно смотрят – столько людей вокруг, солнца, шума! Мама мне говорит, что это «мои» девочки – она все 9 месяцев ожидания слушала с ними мои диски, по всем инструкциям. Я решил пошутить, начинаю декламировать как на диске: «здравствуй, дорогая будущая мама, здравствуй, дорогой малыш!» И тут девочки ко мне потянулись, идут на руки. В общем, все два с половиной часа они были у меня на руках и не хотели сходить. Им никак не удавалось объяснить, что дядя Миша должен играть на органе, а для этого нужны свободные руки. Так и играли – в 6 рук, четыре из которых с двух сторон поддерживали мама и папа.
Но большинство всех живущих на планете Баха, Шекспира и Моцарта никогда не соприкоснется с тем множеством гениальных творений, которые были созданы.

– Через какое-то время после рождения ребенка у родителей возникает вопрос, обучать ли его музыке, отдавать ли его в музыкальную школу. Я знаю, что вы абсолютный сторонник того, что ребенка нужно отдавать учить классической музыке, даже если его карьера в будущем не будет связана с музыкой. Почему?
– Я очень серьезно занимался этим вопросом. Когда в 2005 году меня пригласили вести концерт для Нобелевских лауреатов – это мероприятие происходит за сутки до вручения Нобелевских премий, когда самые великие музыканты играют в зале, я опросил каждого входящего в зал лауреата о его детских отношениях с музыкой. И выяснилось, что у каждого с ней были самые тесные отношения: он либо сам играл на музыкальном инструменте, либо кто-то из его близких играл на нем. Все они, за редким исключением, были непосредственно связаны с музыкой. Ландау не был связан, или отец кибернетики Норберт Винер, который говорил, что есть больше шума, а есть меньше, и меньше шума мешает меньше, больше шума мешает больше. Но исключения скорее подтверждают правило: большая часть мыслящих людей в детстве учились музыке.

– Михаил Семенович, а насильно стоит обучать ребенка музыке? Это же ночной кошмар каждого второго советского ребенка из хорошей семьи: детей отправляли в музыкальную школу, они семь лет были на этой каторге, потом не подходили к инструменту больше никогда.
– Я противник традиционного обучения музыке. Мои дети не имеют ничего общего с таким подходом к обучению. Они находят себе ярких, харизматичных, талантливых преподавателей. Обучение музыке – это интимный процесс, очень индивидуальный. Есть еще один важный момент: нередко преподаватели в музыкальных школах не видят дальше своей специальности. Я встречаю ребенка, он собирается играть на скрипке. Например, Корелли, «Сарабанда». Я спрашиваю «кто автор?» Ребенок не знает. А что такое Сарабанда? Он пожимает плечами. Я говорю: может быть, это музыка про Сару, которая в банде? Оказывается, учитель, дав ребенку задание, не рассказал ничего ни про Корелли, ни про удивительную историю Сарабанды. Ему всего лишь дают упражнение для пальцев. Но ведь подать материал можно по-разному! Много раз бывало, что прослушав любую из моих передач, ребенок приходит к учителю в музыкальную школу и просит ему дать этюды. У учителя волосы дыбом: этюды играть – это же наказание, все же это ненавидят. А я объяснил ребенку, что этюды – это догонялки, это бег, это игра. Пальцы побеждают, одна рука догоняет другую ребенок получает удовольствие от игры.
Преподавание музыки – это комплексный подход, ни без живописи, ни без риторики нельзя обойтись. Поэтому педагог должен быть особенным, ярким, харизматичным и влюбленным в музыку. Без любви музыка невозможна, потому что музыка и есть воплощение любви. В странах репрессивных это особо заметно, потому что там изучение музыки вообще идет очень тяжело. Ребенок чувствует ненависть в атмосфере кожей. Но именно поэтому музыка в таких условиях является лекарством.

– Так еще и время нужно изыскать и возможность, чтобы в таких жестких условиях дать ребенку музыку, не говоря уже о ваших лекциях. Время на выживание надо найти.
– Я бы советовал даже в очень сложных экономических условиях приучать ребенка к классической музыке. Вот играет он со своими игрушками, а фоном тихонечко звучит музыка. Через некоторое время ребенок начинает воспринимать музыку, причем совершенно естественно. Это не дидактический способ, мол, садись и слушай. Не надо бояться делать музыку фоном: сначала он, кажется, не воспринимает этот фон, но хитрость в том, что он через некоторое время сам скажет: «мама, я хочу вот эту красивую музыку». В отличии от попсы, которая сначала очень нравится, а потом все меньше и меньше, а потом вообще надоедает, классическая музыка имеет обратный эффект: сначала она часто не воспринимается, но как только человек «входит» в нее, он остается в ней навсегда.
Второй совет, который я часто даю родителем – это «пять минут Моцарта»: родители обнимают ребенка с двух сторон, и начинается 5 минут музыки, перед сном. Это становится ритуалом, необходимостью. И это очень помогает в подростковом возрасте, когда родители растерянно спрашивают, где их ребенок, куда он делся. А что вы сделали, чтобы это был ваш ребенок, пока он взрослел? Его забрали другие люди: продавцы попсы, комиксов. А музыка – это великие вибрации, великий коммуникативный акт.

– Я как раз хотела спросить о влиянии на молодежь, с одной стороны, музыки, а с другой – тех культурных явлений, от которых никуда не денешься. Вот, например, интернет – это однозначно часть современной мировой культуры.Это же такой двуликий Янус: с одной стороны, никогда еще, благодаря youtube не было так легко организовать «два часа в Ла Скала» в обнимку с ребенком, а с другой – мало кто пользуется интернетом для такого развития. Вы думаете, что современные технологии облегчают процесс «вхождения» музыки или наоборот?
– Я не согласен с тем, что современная масскультура – это часть мировой культуры. Это все равно, что сказать, что комиксы – это часть живописи. Изобразительно искусство имеет свои маркеры, это самозамкнутая система. То же самое и с музыкой. Поэтому все поп, рэп и другие направления ничего не имеют с музыкой в подлинном, классическом смысле.

– То есть ребенок через эти виды псевдоискусства однозначно не придет к классической музыке?
– Вы знаете, некоторые придут, но большинство – нет. Большую часть из них поймают, захватят, расскажут, что покупать, где и как одеваться. Весь наш мир построен на рынке; а классическая культура – нет. Когда меня спрашивают, почему я в искусстве так резко разделяю искусство от не-искусства, вот есть же, например, французский шансон, талантливые рок-группы, я говорю, что не все так однозначно. Я действительно думаю, что вместо того, чтобы слушать Шестую симфонию Глазунова, лучше послушать Beatles. Но это исключения. Классическая музыка – это НЕ ВСЕГДА хорошо. Неклассическая музыка – это НЕ ВСЕГДА плохо. Есть определенные, непреходящие творения Баха, Бетховена, Гайдна, Чайковского, время на них не влияет. Это композиторы, создававшие космическую музыку. Я вообще считаю, что бог не уничтожает нас только потому, что он большой меломан. Как только он собирается нас раскрошить кувалдой за очередные прегрешения, мы начинаем играть Лунную сонату или Фугу Баха, и бог успокаивается и понимает, что раз уж это стадо муравьев иногда случайно создают Шекспира или Баха, то пусть живут. Эта плеяда гениев – наши адвокаты. А вся поп-рок-рэп-панк-музыки ничего не имеют с ней общего, кроме семи нот и 13 полутонов. Я показываю за роялем, как работает гармония классической музыки и гармония попсы.
Гармония классиков изыскана. Но возвращаясь к вопросу – конечно, есть музыка разного уровня: разного уровня шансон, рок-музыка, что-то – символ безвкусицы, а что-то – то символ прекрасного вкуса, как великие французский шансонье.

– Русские барды сюда относятся? Не поворачивается язык назвать Высоцкого попсой.
– Вы знаете, у меня повернется язык назвать Высоцкого великим актером, но никак не композитором и не певцом. Если вы дадите стихи и песни Высоцкого спеть какому-нибудь Пупкину, вы будете первая же оскорблена. Вроде бы и текст тот же, и мелодия, а вдруг – все ужасно, и слова, и музыка. А все потому, что это другой жанр – не музыкальный, а актерский. Все его песни – это монологи, аккорды – очень просты, но когда он их исполнял, они превращаются в гениальные монологи. Высоцкий – это феномен, это доказывает его жизнь, его записи, его голос на записи, но это было только его творчество и никому больше оно не могло принадлежать. Есть видеозапись его выступления, где он пытается настроить гитару, настраивает, настраивает, она все никак не настраивается, и вдруг он машет рукой и начинает играть на расстроенном инструменте. Ни один профессиональный музыкант так никогда не поступил бы, а он… Это своего рода актерство, мне нужно так многое вам сказать, что неважно, что гитара расстроена, я вам прокричу, прохриплю. Вот песни Шуберта можно слушать в любом качественном исполнении уже 200 лет, они никак не страдают от того, какой певец их исполняет. А песни Высоцкого мог исполнять только он сам. Вы когда читаете сборник стихов Высоцкого, вы воспринимаете это как большую поэзию?

– Нет, но я объясняю себе это тем, что я не являюсь большой поклонницей Высоцкого. Мне нравятся отдельные вещи, но я не могу судить, внес ли он что-то в русскую поэзи
– Он внес в театр, он великий актер. Не случайно Любимов за него держался, несмотря на пьянство, непостоянство, срывы спектаклей. И строгий Любимов, который штрафовал и наказывал за малейшую провинность, все ему прощал. А его стихи без него – это не стихи.

– Как вы относитесь к современной тенденции переложения классики? Что это – спекуляция на классических произведениях, или все-таки популяризация, привлечение молодежи к классике
– Как только классическую музыку начинают переделывать, она погибает, потому что классическую музыку автор написал специально для определенного состава музыкантов, которые ее играют определенным образом – это аура, излучение, божественная красота. А когда начинаются эксперименты, аура уходит, ее забирают. И начинается шоу. Вы знаете, как профессиональные ювелиры вырабатывают умение отличать настоящие алмазы от подделок? Они бесчисленными часами перебирают в руках камни – пока не приходит понимание. И вот так же в подлинном искусстве: надо слушать классику, чтобы понимать, как это должно звучать в оригинале. Меняется, вытачивается вкус. А когда человек знает оригинал, то все подделки и переделки становятся не страшны.

– Я помню, как Людмила Улицкая в «Священном мусоре» описывает как она пришла к классической музыке: «Здесь, в Эйн-Кареме, что-то произошло со мной: открылись новые возможности восприятия. Может, химический яд, которым я вся была пропитана, растворил попутно пленку, которая не пропускала ко мне музыку. Словом, произошел прорыв. В ночной жаре, на раскаленной крыше я слушала и слушала…». Что делать взрослому человеку, который хочет научиться слушать классическую музыку?
– Я могу рассказать только о своем опыте: я настраиваю человеческое тело на те ритмы, которые дает музыка. Что такое произведение искусства? Это вибрирующий источник энергии. А что такое человеческое тело? Это приемник. Я настройщик, я абсолютно уверен, что человеческое тело способно принимать музыку, если его настроить на волну. Этому не учат ни в музыкальной школе, ни в консерваториях. Поэтому люди, побывавшие на моих концертах и лекциях, пересматривают свои взгляды. Я регулярно получаю огромное количество писем примерно такого содержания: «никогда не думал, что буду слушать ваши радиопередачи одну за другой, а потом слушать запоем Баха, Шуберта, Бетховена. Если бы мне раньше это сказали, я бы рассмеялся». И поэтому я уверен, что в Израиле будет то же самое: я настрою зал на волну, выйдет на сцену Слава Зубков, абсолютный гений, пианист, реинкарнация Горвица, который потрясет Израиль. О нем мало кто знает. Но когда он сядет за рояль, начнется невиданное: зал начнет вскакивать, кричать. Я буду на сцене первые 20-25 минут. И когда прозвучит первое произведение, реакция зала будет такой, как будто это не Первая Хоральная Прелюдия Баха, а рок-опера. Это давно проверено, это я знаю. Так и будет.

– Ждем вас с огромным нетерпением, Михаил Семенович!
– До скорой встречи!

****

Михаил Казиник. Моноспектакль-концерт «Тайные знаки культуры»

В программе принимают участие:
Борис Казиник – скрипка (Швеция)
Ирина Пацевина – скрипка (Швеция)
Вячеслав Зубков – фортепиано (Польша)

В программе прозвучат произведения Баха, Моцарта, Венявского, Листа и других композиторов
Продолжительность 2 часа 30 минут с антрактом
По окончании программы – автограф-сессия в фойе зала

Хайфа, зал «Раппопорт», 7 ноября 2019, четверг, 20:00
Тель Авив, Тель-Авивский музей изобразительных искусств – зал «Реканати», 8 ноября 2019, пятница, 19:00
Ашдод, матнас «Дюна-Юд», 9 ноября 2019, суббота, 19:00
Нетания, Гейхал ха-Тарбут, 10 ноября 2019, воскресенье, 20:00
Тель-Авив, консерватория «Штрикер», 11 ноября, понедельник, 20:00

Заказ билетов – http://bit.ly/2Bn9Pkw
Все фотографии предоставлены Борисом Казиником («Музыка без границ») и организаторами гаcтролей – компанией RestInternational