Share

Tweet

Share

Share

Email

Comments

Текст –  © Маша Хинич. Иллюстрации предоставлены пресс-службой Тель-Авивского музея искусств.

По состоянию на сегодня выставка (M)otherland в Тель-Авивском музее искусств продлится до середины сентября. Потом выставку должны перевезти в Нью-Йорк. Но что и как будет – неизвестно. Никто не знает, что будет через час – это мы уже поняли.
Я успела побывать на (M)otherland три раза, и каждый раз откладывала попытку её описать. Потому что это не просто выставка, а что-то, что проходит через тебя, сквозь тело. Потому пишу этот текст для тех, кто (M)otherland еще не видел. Потому что если уже видели – вам всё понятно, если вы женщина…
Женщины сразу погружаются в происходящее, считывая видео на уровне ощущений. Каждая секунда, каждый кадр – удар пульса. Это про нас, про наше тело, про опыт, который знаком только женщинам.
Мужчины ведут себя здесь по-другому. Вжимаются в стены, прячутся по углам. Заметно, что им неуютно. Они не очень понимают, зачем сюда пришли и как на это реагировать. Создаётся впечатление, что они просто не понимают, о чём идет речь.
Пространство выставки – анфилада из шести залов. В каждом – отдельная часть общей истории – истории женщины и её тела, начиная с амулета – терракотовой богини плодородия из Музея Рокфеллера в Иерусалиме, живущей уже 2600 лет: она здесь дышит, двигается, чувствует.
Но эта история не про прошлое. Она о настоящем. О том, что происходит, когда женщина сталкивается с медицинской системой, где ей говорят, сможет ли она быть матерью или нет. Где её тело перестаёт быть её телом, а становится объектом наблюдений, анализов, диаграмм и приборов. Когда уже не женщину спрашивают, что она чувствует, а спрашивают экраны и цифры.
Многим знакомо состояние, когда твоё тело отделяется от тебя. Когда ты вроде бы присутствуешь, но не решаешь, что с тобой происходит. Это неприятно. И это известно.
Выставка показывает это просто и понятно. Без лишних слов.
Если у вас будет возможность – сходите. Даже если не получится сразу понять, что именно вы увидели, всё равно ощущение причастности останется: такие вещи остаются внутри.

Рут Патир представляет не просто выставку с названием (M)otherland, которое каждый переводит по своему, а блестящий визуально‑идеологический трюк, кунштюк, замешанный на самоиронии, захватывающем нарративе и подходящий для крупного кинофестиваля. То что она сделала – это новый приём в искусстве, некая супер-уловка, может даже супер-умная махинация на чувствах порой тревожных и болезненных, но всё здесь правда, правда и еще раз правда в этом процессе, в повторении, в падении в глубины переживаний, вновь доказывающем, что искусство может стать альтернативой, что с помощью искусства вещи проживаются совершенно иначе – может даже легче, а в (M)otherland – еще и вдохновляюще. Эта выставка, после которой выходишь разбитой, потрясенной и одновременно – наполненной силой и окрыленной. Как так может быть? Может! Это безжалостное откровенное искусство о бремени женского тела. Надо ли ее смотреть мужчинам? Надо, но все равно это бесполезно, они никогда этого не поймут, никогда.

В апреле прошлого года Рут Патир ошеломила арт-мир, решив не открывать свою выставку на Венецианской биеннале до тех пор, пока не будут освобождены все заложники. В ноябре 2024 года биеннале завершилась, экспозицию так никто и не видел (за исключением другой видео-работы Рут Патир – «Плач Иеремии», на которую можно было посмотреть через стеклянные двери-окно). Там же, на биеннале, эта экспозиция была целиком приобретена Еврейским музеем в Нью-Йорке, но было решено сначала показать ее в Тель-Авиве (тем более, что Еврейский музей ремонтируется, а директором его стал некое время назад «наш» Джеймс Снайдер, бывший многолетний директор Музея Израиля в Иерусалиме). Объявление о приобретении было опубликовано ровно через неделю после закрытия биеннале, в марте 2025 года выставка открылась в Тель-Авиве и рассказывает историю всех женщин – от начала времён и до наших дней. И вы должны её увидеть. Нет, вы обязаны.
(M)otherland – выставка, описывающая очень откровенно, очень честно, очень трогательно автобиографическое и интимное путешествие самой 40-летней художницы, ее испытания, ее настроения, ее документацию самой себя с помощью видео и новых медиа: «Каждый раз, когда со мной происходило в жизни что‑то тревожное или болезненное, я фиксировала это и это мне помогало – говорит Рут Патир, собравшая тысячи часов «самоархива».
Ее выставка посвящена ей самой и в целом – женскому телу. Здесь есть визуальные инновации, анимация древних фигурок. Статуэтка – альтер эго Рут Патир. Главная героиня – сама Патир.

(M)otherland – это смелый и болезненно откровенный дневник, в котором Рут спрашивает саму себя – а хочет ли она вообще быть матерью? Возможно ли отказаться от материнства в обществе, где материнство возведено в культ (материнство, но не женщина).
Эти размышления о женственности и бремени женского тела посетительницам  до боли знакомы: нетерпеливый тон врача, неуверенные ответы на навязчивые вопросы, гнетущая тишина приемных, унизительные детали врачебного осмотра. И хотя Патир обращается к тяжёлым темам напрямую, она избегает пафоса.
(M) otherland – это одна из тех выставок, о которых говорили, писали и обсуждали в этом сезоне больше чем о всех других,  вместе взятых. Предыстория такова: 7 сентября 2023 года а возрасте 36 лет, после смерти отца (после которой она создала мощную работу «My Father in the Cloud», представленную в Центре современного искусства CCA в Тель-Авиве в 2022 году), Патир узнала, что она носитель гена BRCA – мутации, значительно повышающей риск развития рака груди и яичников. Вдобавок она обнаружила, что благодаря этой мутации имеет право пройти процесс заморозки яйцеклеток за счёт больничной кассы, то есть государства. Или, как она сама говорит: «Оказывается, мои яйцеклетки – это национальное достояние».

Весь процесс лечения – от встреч с врачами, инъекций перед зеркалом дома и до влияния этого диагноза на её отношения с окружающими – задокументирован в видео‑работах. Но вместо самой Патир и вместе с ней главными действующими лицами становятся доисторические фигурки в не просто сложной анимации, а в видео, сделанным с использованием передовых технологий: 3D‑программирования, воссоздание векторов движения (у неё есть костюм с сенсорами).   Эта отсылка к истории – не просто эстетическая, она провозглашает одну категоричную истину: быть женщиной – всегда было трудно. И всегда будет. Несмотря на то, что Патир рассказывает свою предельно личную историю, она говорит от лица всех женщин – от начала времён до сегодняшнего дня.
В (M)otherland одно из видео, демонстрируемое в углу одного залов, запрограммировано так, чтобы каждый раз, когда в кадре появляется экран – будь то телевизор в углу зала ожидания клиники по лечению бесплодия или смартфон в руках ожившей терракотовой фигурки – воспроизводится реальное теле-вещание – новости с изображениями войн по всему миру. По-моему, это Open source новостей 12-го канала.

Когда Патир спросили, почему она выбрала в качестве основы для этой работы своё хождение по медицинским мукам, то она объяснила это так: «Когда я была студенткой, в «Бецалеле» доминировало партиципаторное искусство – и всякая биографическая составляющая в творчестве сразу же обесценивалась. Но когда я переехала в Нью‑Йорк, там меня учили противоположному: только повествование от первого лица несёт в себе подлинную правду. Эти противоположности меня глубоко заинтересовали, особенно когда я вернулась в Израиль. Всё это проливает особый свет на израильскую идентичность, которая постоянно колеблется между крайним индивидуализмом и глубокой связью с обществом.
Я начала работать, используя символы и анимацию, чтобы рассказать очень личную историю и надеюсь, что мне удалось поделиться уязвимостью и подвергнуть сомнению идею персональной перспективы как абсолютной истины».
Ее интересует «размышление о новых технологиях как о метафоре человеческого состояния» – процесс, который начался после её возвращения из США в Израиль, когда она создала проект «Любовные письма для Рут», который, по её словам, «изменил мои представления о том, что значит заниматься искусством». С тех пор в своих работах она «занята реализмом – тем, что есть реальность и что максимально приближено к тому, как я её ощущаю».
Каждая сцена, где терракотовая фигурка появляется в клинике или дома, основана на реальном походе в клинику или возвращении домой: настоящая драма жизни разворачивается в мельчайших деталях этой глубоко личной истории и одновременно истории универсальных переживаний.

Первые четыре видео посвящены теме репродуктивного здоровья и государственной политики, которая в Израиле и США воспринимается совершенно по‑разному. Например, экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО) в США критикуется частью консервативного общества, тогда как в Израиле оно «субсидируется и активно поощряется государством, стремящимся к росту населения», – как объясняет художница в пресс‑релизе. «Меня поразило, насколько ярко политика государства проявляется в клиниках ЭКО: как матка становится инструментом технологий, – говорит Патир. – Там я чувствовала себя сосудом. И единственным, что я могла делать, было документировать происходящее».

Пятое видео- «Плакальщицы» («Плач Иеремии» – так это называлась в Венеции) – было создана после нападения 7 октября. Древние богини  идут в бесконечной яростной и скорбной траурной процессии.

«В Венеции, мы – я и кураторы Мира Лапидот и Тамар Маргалит – стали новостью, а не искусством, – писала Патир. – И если мне досталась такая сцена, я хочу использовать её по максимуму. Я категорически против культурного бойкота, но, оказавшись в ситуации, где нет правильных ответов, я предпочитаю использовать доступное мне пространство, чтобы встать рядом с теми, кто кричит: немедленное прекращение огня, вернуть заложников домой. Мы больше не можем этого выносить». На двери израильского павильона было вывешено заявление: «Художница и кураторы израильского павильона откроют выставку, когда будет достигнуто соглашение о прекращении огня и освобождении заложников». «В той ситуации не было правильного решения, которое можно было бы принять. Реальность тогда была ужасной – и остаётся ужасной. Мне хотелось показать нечто, чем я бы гордилась, что отразило бы сложность, которую снаружи не видно, – что значит быть израильтянкой сегодня. Но в условиях той апрельской реальности это было невозможно. С тех пор как выставка открылась в музее, я чувствую, что вопрос о том, права я или неправа, отступил в сторону, потому что на передний план вышло искусство».

«Понимаешь, я по профессии художница, а мой материал – это сама жизнь», — пишет она в одном из писем врачу. И это как раз то, что делает искусство: разворачивает перед нами саму  жизнь.
Последняя видео-работа выставки – «Плакальщицы»  – была создана после 7 октября. В ней древние богини (сами статуэтки, одолженные у музеев представлены в предыдущем зале) – участвуют в демонстрации на перекрёстке улиц Бегин и Каплан. Они идут – одни без рук, другие без головы. Сломанные, искалеченные, покорёженные – но идут…
В том зале, где стоит планшетный музейный шкаф с плоскими выдвижными ящиками  с этими терракотовыми фигурками – целыми и разбитыми, представленными для выставки Израильским управлением древностей,  на стенах – листы бумаги со стихи. Вот часть из них:Два дня спустя я шла по бульвару Ротшильда утром.
Передо мной была девушка, ей было, наверное, 22 года.
Она выглядела потерянной. Я пошла за ней.
Она спотыкалась и вышла на перекресток Алленби под звуки гудящих машин и визг тормозов.
Я шла за ней, а затем раздалась сирена.
Она побежала и села рядом с припаркованной машиной, я догнала ее и спросила «что случилось».
Она плакала; сказала, что в тот день была на семи похоронах; что все ее друзья убиты.
Я держала ее за руку. Она прижалась ко мне.
Спустя несколько минут мы встали с тротуара, обнялись и заплакали.

Однажды ночью в конце октября я не могла уснуть.
Происходящее было непостижимым.
Я не могла продолжать работать над выставкой.
Я искала что-то настоящее и тогда достала полки книгу «В те далекие дни: Антология Древнего Востока» и открыла ее на главе «Элегии о разрушенных городах».

 «Буря, которая не знает матери, буря, которая не знает отца, буря, которая не знает жены, буря, которая не знает ребенка, буря, которая не знает сестры, буря, которая не знает брата, буря, которая не знает соседа, буря, которая не знает подруги, буря, которая заставила жену быть брошенной, из-за которой был брошен ребенок, буря, которая заставила свет в Стране исчезнуть».

Это была месопотамская поэма 2-го тысячелетия до н. э. Женская песня, которая заставила меня вспомнить об этой проклятой, грязной земле. Я много плакала той ночью.

В этой войне есть что-то особенно мужское, но плач всегда женский. Мне сказали, что слово «причитание» происходит от еврейского слова «кен», означающего гнездо: женщины, совершая ритуал, строят гнездо, место для скорби и траура; теплое, защищенное место, где горе может развеяться.

Вот что пишет еще Рут Патир: «Несколько дней спустя мы поехали в Израильское управление древностей в Бейт-Шемеше, чтобы получить разрешение на то, чтобы забрать реликвии с собой в Венецию. По телефону нам сказали, что у них не так много целых фигурок, но есть много фрагментов реликвий – женских статуэток всех народов, которые жили здесь до того.
Мы вошли в комнату с десятками шкафов, ящики которых были заполнены пронумерованными фрагментами; там были головы, туловища, руки, держащие грудь, и другие неопознанные фрагменты. Я помню их огромное количество, как они ощущались, каково было держать их.
В те дни я был либо в студии, либо на протестах. Я думала, что если бы сломанные статуэтки могли бы, они бы шли со мной».

Рут Патир – выпускница факультета искусств в академии «Бецалель» и обладательница магистерской степени в области цифрового искусства Колумбийского университета в Нью-Йорке (в своей «прошлой жизни» она, среди прочего, была художественным критиком и куратором). Преподаёт в Академии искусств и дизайна «Бецалель» в Иерусалиме, а также на кафедре искусств в колледже «Шенкар» и на кафедре кино и телевидения в колледже «Сапир».

Персональные выставки Рут Патир были представлены на различных площадках, включая галерею «Мидраша» («Любовные письма для Рут», 2018), OnCurating Projects, Цюрих (M/otherland, 2021) и Центр современного искусства CCA Тель-Авив-Яффо (My Father in the Cloud, 2022). Патир выставлялась на известных групповых выставках по всему миру, в том числе на 14-й биеннале в Кванджу, в Еврейском музее во Франкфурте, в Музее Израиля в Иерусалиме, Danspace Project в Нью-Йорке и в Художественном музее Петах-Тиквы. Ее – демонстрировались в таких престижных учреждениях, как Музей современного искусства (MoMA) в Нью-Йорке, на Иерусалимском кинофестивале и в Anthology Film Archive в Нью-Йорке. Ее искусство представлено в крупнейших музейных и публичных коллекциях по всему миру, включая Еврейский музей в Нью-Йорке, Центр Помпиду в Париже, Тель-Авивский музей искусств, Израильский музей в Иерусалиме и Фонд искусств KADIST в Париже.

Сайт Тель-Авивского музея искусств – https://www.tamuseum.org.il